Советник по национальной безопасности Макджордж Банди отправил Лоджу очередную телеграмму, изложив в ней сомнения президента. Однако посол был решительно настроен довести дело до конца: он не стал сообщать ни вьетнамским генералам, ни Лу Конейну о колебаниях Белого дома. 1 ноября Конейн, оставив жену и детей на вилле под охраной «зеленых беретов», прибыл в условленное время в штаб гарнизона. Он был одет в военную форму, в кармане у него лежал револьвер калибра.357 и $40 000 наличности — вероятно, старый оперативник УСС счел это необходимыми атрибутами для послеобеденной вечеринки по свержению правительства. По рации из джипа он передал своему начальству сигнал, что операция началась: «Девять, девять, девять, девять, девять». Войска заговорщиков осадили дворец Зьема; президент и его брат Ню укрылись в подвале. В Сайгоне были схвачены и расстреляны несколько высокопоставленных офицеров, лояльных семейству Нго. В 16:30 вечера Зьем позвонил Лоджу, чтобы попросить об американской помощи, но услышал только предложение помочь ему безопасно покинуть страну.
Заговорщики связались с президентом и пообещали сохранить ему жизнь, если он подаст в отставку. Вместо этого Зьем принялся обзванивать своих друзей и сторонников, моля их о помощи, которой так и не последовало. В восемь часов вечера Зьем и Ню предприняли отчаянный шаг: по тайным подземным ходам они сумели выскользнуть из дворца и, несмотря на введенный заговорщиками комендантский час, доехали по пустынным улицам до Шолона, где у предусмотрительного Ню был приготовлен дом как раз на случай такой чрезвычайной ситуации. Они уже были в Шолоне, когда мятежные войска обстреляли из пушек и взяли штурмом дворец, преодолев сопротивление охраны, которая погибла, защищая отсутствующего Зьема. В течение нескольких часов разрушенный дворец был разграблен подчистую, вплоть до нижнего белья мадам Ню и впечатляющей коллекции американских комиксов, собранной президентом.
В 6 часов утра 3 ноября Зьем позвонил Большому Миню и обессиленным голосом предложил обсудить условия своей отставки. Генералы отклонили его предложение, как и просьбу о том, чтобы ему разрешили покинуть страну с публичными почестями, причитающимися главе государства. Несколько минут спустя Зьем перезвонил снова: он и его брат согласны сдаться без всяких условий; они находятся в католической церкви Святого Франциска Ксаверия в Шолоне. Не зная, что делать с бывшим президентом, генералы обратились за советом к Лу Конейну. Тот сказал, что американцам потребуется около суток, чтобы предоставить самолет для вывоза Зьема из Сайгона и подыскать страну, которая согласится предоставить ему убежище.
Чтобы забрать Зьема и Ню, в Шолон была отправлена группа на бронетранспортере М-113 под командованием ветерана тайной полиции. В группу также входил капитан Нюнг, личный телохранитель Миня, которому генерал якобы подал тайный сигнал — два поднятых пальца, который означал, что оба пленника должны быть убиты, — предыдущей ночью Нюнг уже расправился с двумя лояльными Зьему офицерами. В церкви охранники обменялись рукопожатиями с братьями Нго и препроводили их в БТР, заверив в том, что его броня надежно защитит их от «экстремистов». На обратном пути в Сайгон, когда БТР остановился на железнодорожном переезде, один из сопровождавших офицеров достал пистолет-пулемет и расстрелял пассажиров. Залитый кровью бронеавтомобиль прибыл в штаб гарнизона, где Нюнг лаконично доложил Миню: «Задание выполнено». Генерал сообщил Конейну, что Зьем покончил жизнь самоубийством, и спросил: «Хотите его увидеть?» Тот категорически отказался: был один шанс на миллион, что мир проглотит историю о самоубийстве президента, и опытный цэрэушник не желал становиться прямым свидетелем.
Тела Зьема и Ню были доставлены в больницу Святого Павла и предъявлены для опознания лектору Британского совета, который был женат на племяннице покойного президента. Как он впоследствии рассказал, он заметил у Зьема только одно пулевое отверстие в шее, а у Ню — несколько отверстий в спине. Лодж пригласил генералов в американское посольство и похвалил за «безупречное во всех отношениях исполнение», после чего отправил в Вашингтон ликующую телеграмму: «Появились перспективы скорого завершения войны». В Сайгоне и других городах прошли торжественные митинги; ликующие толпы срывали со стен общественных зданий портреты свергнутого диктатора. Сотни политических заключенных — некоторые со следами пыток — были выпущены из тюрем и лагерей. Как ни странно, многим сайгонцам переворот больше всего запомнился тем, что был отменен запрет на танцы, введенный по настоянию мадам Ню якобы в интересах защиты общественной морали. Тысячи людей радостно танцевали на могилах братьев Нго.
Нил Шиэн и некоторые его коллеги увидели обманчивый проблеск надежды: «Если бы Зьем остался у власти, они бы проиграли войну. Мы думали, что, если у них будет достойный военный режим, у них появится шанс»
[283]. Новое военное правительство Южного Вьетнама возглавил генерал Зыонг Ван Минь. 5 ноября лондонская The Times писала: «С Сайгона словно спали тяжкие оковы. Улицы заполнены толпами людей… Тысячи буддистов стекаются в пагоду Салой на почти что праздничные богослужения». «Проамериканская ориентация некоторых членов хунты, — добавил специальный корреспондент, — вероятно, говорит об их склонности к демократии».
Джон Кеннеди как раз беседовал с Максом Тейлором, когда ему сообщили новость о смерти Зьема. По словам генерала, президент «в шоке и смятении выбежал из комнаты». Последующие споры о том, на ком лежала ответственность за случившееся, представляются не более чем неприкрытым лицемерием. Именно администрация США уполномочила своего посла в Сайгоне «открыть кингстоны», чтобы пустить режим Зьема ко дну. Следовательно, именно Вашингтон должен был позаботиться о «спасательных шлюпках» для выживших. Южновьетнамские генералы не посмели бы убрать Зьема, не будь они уверены в том, что этого хочет Вашингтон. Никто убедительно не предостерег их от убийства.
Иногда можно услышать мнение, что режим Зьема мог бы реформироваться и выжить, что президент был последним националистом и независимым правителем Южного Вьетнама. Пилот южновьетнамских ВВС Чан Хой сказал: «Я считал, что американцы поступили неправильно, свергнув его. Он был настоящим патриотом». Некоторые вьетнамцы уважали Зьема за то, что он проводил собственную политику, какой бы ошибочной она ни была, а не просто выполнял приказы американцев. Еще один офицер ВВС, Нгуен Ван Ык, сказал: «Зьем знал, что, если сюда придут [американские войска], коммунисты начнут кричать, что они воюют против империалистического господства»
[284]. С ними соглашался и офицер ВМФ: «После смерти Зьема у Южного Вьетнама больше не было самостоятельной политики»
[285].
Все факты свидетельствуют о том, что режим Зьема был насквозь прогнившим и пользовался минимальной поддержкой своего народа. Однако обстоятельства смерти президента, во многом напоминавшие убийство римского императора личной преторианской гвардией, нанесли сокрушительный и, вероятно, непоправимый удар по моральному авторитету США в Юго-Восточной Азии. Американские генералы были потрясены, назвав случившееся «азиатским Заливом свиней». По мнению Фрэнка Скоттона, «убийство Зьема было катастрофической ошибкой»
[286]. Что же касается новых правителей, которые утверждали, что дадут стране новый старт, то о них он отозвался так: «Некоторые из этих генералов довольно приятные люди, но имеет ли кто-либо из них хотя бы малейшие представления об административном управлении и политическом лидерстве? Теперь, когда первый кровавый переворот состоялся, любой парень в погонах, командующий парой танков, будет считать, что у него есть лицензия на смену правительства»
[287].
