На встрече 21 июля Джордж Болл вновь озвучил свою убежденность в том, что американские военные не смогут победить в войне в азиатских джунглях. Эрл Уилер поспешил вмешаться и опровергнуть столь невысокое мнение о боеспособности «своих парней», твердо заверив президента, что предложенная Уэстморлендом стратегия «искать и уничтожать» позволит разделаться с Вьетконгом. Болл сказал, что больше всего его тревожит отсутствие реалистичной перспективы одержать победу в течение года, поскольку, если война затянется, правительство США столкнется с растущим недовольством со стороны и американской общественности, и всего международного сообщества. В ответ Лодж прибег к избитому дешевому приему, сравнив заместителя госсекретаря с британскими и французскими лидерами, которые прогнулись перед Гитлером на Мюнхенской конференции 1938 г.
Затем вмешался сам президент: «Но, Джордж, если мы последуем вашему совету и уйдем, разве все эти страны не станут вопить, что дядя Сэм — бумажный тигр? Разве мы не потеряем доверие к себе, нарушив слово, данное тремя президентами? Это нанесет непоправимый удар по нашей репутации».
Болл: «Нет, сэр, непоправимым ударом будет, если самая мощная держава в мире не сможет победить горстку партизан».
Президент: «Но [южные] вьетнамцы упорно сражаются».
Болл: «Тхиеу… на днях сказал… что, если будут выборы, на них победят коммунисты».
Президент: «Я не верю в это. Кто-нибудь в это верит?»
Все присутствующие выразили свое несогласие с Боллом.
В конце концов заместитель госсекретаря вскинул руки в знак капитуляции: «Г-н президент… если вы решили действовать, я с вами… По крайней мере, я высказал все свои возражения». Хотя Боллу хватило смелости и мудрости сказать правду, его тщеславие было слишком велико, чтобы из-за несогласия пожертвовать должностью, подав в отставку. Его любимой присказкой было: «Нет ничего лучше близости», — он подразумевал, что ничто не может сравниться с чудесным ощущением близости к власти. Президент с его тонким чутьем на человеческие слабости снисходительно смотрел на оппозицию Болла, зная, что тот не станет бунтовать. Позже Джонсон сказал о своем вице-президенте: «Яйца Хьюберта лежат у меня в кармане». То же самое он мог сказать и о заместителе госсекретаря.
На следующий день Джонсон встретился с Объединенным комитетом начальников штабов, который призывал пойти ва-банк в бомбардировках и наземном развертывании войск. Генерал Грин из Корпуса морской пехоты сказал: «Пять лет плюс 500 000 солдат. Я уверен, американский народ вас поддержит». Джонсон почти слово в слово повторил то, что Макнамара сказал Лоджу несколькими неделями ранее: «Наименее предпочтительная альтернатива — уйти. Немногим лучше — продолжать делать то, что мы уже делаем. Лучшая альтернатива — войти и сделать то, что необходимо сделать»
[457]. Никто не сомневался, что война будет долгой, а ее цена огромной. В отличие, например, от 2002 г., когда было принято решение о вторжении в Ирак, в 1965 г. руководство ясно осознавало все риски. Посреди разговора с начальниками штабов Джонсон внезапно сказал: «Помните, что они будут писать статьи об этой войне, как они писали о Заливе свиней. Они будут писать обо мне — и о моих советниках».
Президент задавал абсолютно правильные скептические вопросы. Проблема была в том, что он не прислушивался к ответам. Есть мнение, что он совершил серьезную ошибку, отказавшись от призыва армейских резервов из страха разжечь пламя дебатов внутри страны. Некоторые полагали, что Макнамара подаст в отставку, когда Джонсон отклонил его предложение, но министр обороны стерпел этот унизительный щелчок по носу. Хотя отказ от мобилизации, безусловно, привел к заметному снижению боеспособности армии США к концу десятилетия, особенно в связи с резким сокращением численности младшего командного состава, ошибочно считать это одной из основных причин поражения. Вся стратегия США во Вьетнаме была построена на ложных предположениях как о теории домино, так и о природе азиатского коммунизма. Многие в американском руководстве все еще были раздосадованы «потерей» Китая. Британский историк Майкл Говард увидел в этом параллели с теми иллюзиями и заблуждениями, которые затмевали мышление европейских лидеров в 1914 г.:
Смесь страха, национального высокомерия, ошибочных оценок и неправильного понимания роли военной силы… Как и германские и австрийские государственные мужи в начале столетия, американские лидеры увидели в незначительном локальном изменении баланса сил предвестник зловещей глобальной катастрофы — трансформации всего мирового порядка. [Они считали, что] Ханой представляет собой такую же угрозу, как Белград в 1912–1914 гг. (или, если на то пошло, Египет в 1956 г.); следовательно, ее необходимо сдержать или даже уничтожить, пока ситуация полностью не вышла из-под контроля. Соединенные Штаты во многом напоминали Германию накануне 1914 г.: та же непомерная уверенность в себе и гордость; осознание собственного национального величия, ищущее реализации; поиск амбициозных вызовов, соответствующих могуществу; отказ признать, что существуют проблемы, решить которые им не под силу. Даже если сами государственные деятели могли испытывать сомнения, они ощущали колоссальную волну народного энтузиазма и поддержки за своими плечами
[458].
Опыт двух мировых войн надежно излечил большинство европейских политиков от веры в эффективность вооруженных конфликтов как политического инструмента. В отличие от них, вашингтонские политики в 1965 г. не видели в войне, если речь не шла о ядерной угрозе, ничего ужасного. Не будучи в состоянии определить стратегические цели военной кампании, президент Джонсон просто приказал своим генералам «убивать как можно больше вьетконговцев». Адмирал Дэвид Макдональд, главком ВМС США в 1963–1965 гг., десятилетие спустя написал: «Я думаю, что мы, люди в погонах, проявили слабость характера. Мы должны были встать и стукнуть по столу кулаком… Я тоже участвовал в этом и теперь испытываю стыд. Порой я задаю себе вопрос: „Почему я согласился на все это?“»
[459].
На частной встрече в Кэмп-Дэвиде в июле маститый политический советник Кларк Клиффорд предупредил Джонсона: «Это может стать трясиной… Я не вижу для нашей страны никаких перспектив, кроме катастрофы». Даже непреклонный ястреб Макджордж Банди отверг предложение Макнамары о массированном развертывании наземных сил. 23 июля Банди предостерег: «Наши войска совершенно не опробованы в том типе войны, который предполагается вести… Эта программа настолько необдуманна, что граничит с безрассудством… [Макнамара] упускает из своего анализа оценку верхнего предела обязательств, на которые могут пойти США». Сенаторы Майк Мэнсфилд и Ричард Расселл также призвали президента прекратить дальнейшую отправку войск. Перед отъездом из Сайгона Макс Тейлор в очередной раз поменял свою точку зрения и теперь выступал против увеличения контингента. Но все эти возражения сметались одним ключевым аргументом: уход обойдется США гораздо дороже, чем серьезное вмешательство.
