После небольшой паузы Эрн повернулся к Джессике и продолжил:
— Джессика, ты все сделала именно так, как должна была.
Слова босса вызвали у Джессики только недовольное ворчание, утешения они не принесли. Эрн разговаривал с ней как футбольный тренер с ребенком, которого он вытащил из игры после первого тайма. Его сочувственный тон не менял того факта, что на поле все пошло не так, как было задумано.
— Скажи мне, Эрн, — Джессика громко сглотнула, прежде чем продолжить, — как долго ты работаешь в отделе? И сколько раз за эту тысячу лет следователь разговаривал с убийцей на месте преступления, а потом отпускал его?
— Можешь смотреть на это и с такой стороны, если хочешь помучить себя.
— А с какой, черт побери, стороны я должна на это смотреть?
— Ну, например, с той, что он мог бы вытащить пистолет и застрелить вас всех, если бы вы начали что-то подозревать. Никто не успел бы среагировать. — Эрн выключил радио. По выражению лица Джессики он увидел, что в его словах есть зерно истины. Они думали, что находятся в безопасности, и он мог легко причинить вред любому, кто был в доме. Не только Марии Копонен.
— Шестеро подозреваемых? — наконец спросила Джессика, расстегивая пальто.
— Волокна из комбинезона сравнят с их ДНК.
— Что насчет маски?
— Ее мы не нашли. Наверное, она где-нибудь в мусорном баке. Или у преступника
— Это не имеет смысла, — тихо проговорила Джессика.
— Потому что он оставил комбинезон на улице?
— Да.
— Послушай, Джесси… — прохрипел Эрн, обрывая ее бессмысленные размышления. Он сосредоточил свой взгляд на входящем в ворота двора через улицу мужчине, которого Юсуф жестом попросил держаться подальше. Любопытные соседи почуяли запах падали. — Как думаешь, ты узнаешь его голос?
Выйдя из машины, один из следователей начал брать показания у соседа, одетого в парку, пижамные штаны и низкие сапоги.
— Конечно. Но держу пари, что ни один из них не преступник.
— Пессимист никогда не бывает разочарован. — Эрн потянулся на заднее сиденье за своей кожаной сумкой и достал планшет. Секунду спустя он протянул его Джессике. — Шесть видео. Одно и то же предложение шесть раз. Для начала все.
Джессика смотрела записи, прислушиваясь к голосам, и пристально смотрела в глаза каждому подозреваемому, отчаянно веря, что узнает преступника. Мерзавца, который всего сорок пять минут назад стоял перед ней напротив полки с пластинками Марии и Роджера Копоненов. Двое мужчин в линейке видео явно находились в состоянии алкогольного опьянения, что подтверждалось результатами алкотестера, записанными в комментариях внизу экрана. Один из них был невероятно — если не подозрительно — расслаблен, остальные трое казались раздраженными. И Джессика не могла их винить: кто бы не разозлился, стоя в ярком свете фонарей и повторяя фразу, которую им навязали копы, да еще и не имея ни малейшего представления о том, что происходит. У кого-то есть нечто большее, чем просто предчувствие. Но, как и предполагала Джессика, ни один из мужчин с видео не был убийцей.
— Нет, — сказала она, вернув планшет Эрну.
— Ты уверена? — спросил Эрн, прекрасно понимая, что вопрос останется без ответа. После минутного молчания он провел рукой по своим густым седым волосам и кашлянул, чтобы говорить чисто. Однако хрипы, доносящиеся из глубины его горла, не исчезли вместе с кашлем.
— Смотри. Расмус собрал всю информацию о Марии Копонен, — заметил Эрн, протягивая Джессике распечатку. Биографические данные погибшей женщины, все основные сведения о ее прерванной жизни. Джессика взяла лист бумаги и начала просматривать его, строчку за строчкой.
— Возраст: тридцать семь лет… Образование: кандидат фармацевтических наук… Профессия: вице-президент, разработка продуктов, Neurofarm Inc…
— Не знаю, есть ли здесь что-нибудь полезное.
— Это еще предстоит выяснить, — сказала Джессика, складывая листок и пряча его в карман. Дорогу перебежал белый заяц. Может, ей и его допросить?
— Я должен отправиться в Пасилу, чтобы подготовить пресс-релиз, — продолжил Эрн.
[2]
— Счастливчик.
— Обстоятельства дела довольно необычны. Мы должны предупредить людей.
— Как же? Не открывайте дверь криминалистам? — проворчала Джессика, поглаживая костяшки пальцев. Эрн издал безрадостный смешок. Черный юмор — это часть работы, и Джессика — мастер доводить его до крайности. Они долго пытались собраться с мыслями.
— Нам нужно расширить расследование. А потом еще и допросят Роджера Копонена, — наконец проговорил Эрн, поднимая стекло. — Я со всем этим разберусь. Теперь твоя задача — выяснить, что, черт возьми, произошло в том доме. Похоже, с соседями уже разговаривают. Может быть, кто-то из них что-нибудь видел.
— Хорошо. — Джессика открыла пассажирскую дверь. — Постарайтесь обойтись без сердечного приступа, сир Давос.
— Если кто-нибудь и доведет меня, так это ты, Арья.
8
Роджер Копонен сидел за столом, обхватив пальцами пустой стакан, и смотрел на лоб женщины, сидящей напротив него. Соцработница, которая только что вышла, сообщила ему, что будет ждать в соседней комнате, если Роджер захочет обсудить случившееся. Старший инспектор полиции Савонлинны Санна Поркка взяла в руки стеклянный кувшин и налила ему еще воды. Поркка — сорокадвухлетняя одинокая женщина. Она всю жизнь прожила в этом городе Восточной Финляндии, все ее существование вращалось вокруг полицейской работы, охоты, спортивного ориентирования и трех старых финских охотничьих собак.
— Наверное, мне пора вернуться в Хельсинки, — предположил Роджер, не сводя остекленевших глаз с того места, где потолок сливался со стеной.
— Я понимаю ваше желание, — сказала Санна, спокойно откидываясь на спинку стула. — Но сначала нам нужно, чтобы вы подули в алкотестер. Предполагаю, что вы выпили немного алкоголя за ужином…
В голосе Копонена послышалось удивление:
— Вы что, черт побери, издеваетесь?
— Вообще-то мы бы предпочли, чтобы вы провели ночь в Савонлинне, как и планировали.
— Но почему?
— Новость, которую вы только что услышали, стала бы огромным ударом для любого. Вам предстоит долгая поездка в паршивую погоду, да и сегодня вечером в Хельсинки вы ничем не сможете помочь.
— Верно. Полагаю, для этого уже поздновато, — голос Роджера был едва ли громче шепота.
Он слабо улыбнулся, но только одними губами. Остальное его лицо выражало боль. Санна знала, что члены семьи часто ведут себя странно и беспорядочно из-за шока, редко можно вывести что-нибудь полезное из их реакций. Но остекленевшие, неподвижные глаза, бледная кожа и учащенное дыхание указывают на подлинное страдание.
