90
Юсуф свернул с автострады на съезде с Кулосаари. Гроздья серо-черных облаков расступились перед луной, и сильный ветер колыхал кроны высоких деревьев. По радио играл финский рэп.
Джессика бросила взгляд на только что полученное сообщение. Она не узнала номер, но пьяное, наводящее на размышления содержание и подпись kingdick88 не оставляли сомнений в личности отправителя.
— Мы «пропустили самое важное»? Что, черт возьми, это значит? — спросил Юсуф после долгого молчания, заставляя тормозные колодки визжать, переключаясь на вторую передачу, хотя все еще шел хорошо за шестьдесят.
— Крминалист тоже поднялся в спальню, чтобы сделать снимки, — сказала Джессика, просматривая экран своего айпада. — И я не вижу на них ничего необычного.
— А что, если бы пожилая леди не заметила надписи?
— Кто-нибудь заметил бы ее, когда местность стали бы прочесывать на вертолете.
— Но разве похитители Хелминен имели в виду именно окно Адлеркройц? Что мы видели оттуда? Дом Копоненов, соседний дом, улица, дворы, живые изгороди…
— Море, остров напротив…
— Который был будто вычищен мелкозубчатой расческой.
— Может быть, на льду что-то было? Рисунок или текст, который мы не заметили?
— С вертолета бы увидели.
— Проклятие. Есть ли еще патруль у дома Копоненов?
— Да. Я могу вызвать подкрепление, если ты нервничаешь.
— Я не нервничаю, — бросила Джессика, когда Юсуф проехал мимо бывшего иракского посольства и направился к берегу.
— А как насчет того, что Хелминен сказала о ком-то, близком ко мне? — невозмутимо спросила Джессика.
— Это может быть просто тактика запугивания.
— Но что, если это правда? Подумай об этом. Надпись, появившаяся в моем блокноте. Зубы из бутербродов доставлены в полицейский участок. Что, если у этих охотников на ведьм есть «крот» в участке?
— Фу, жутко. — Юсуф остановился между домами Копоненов и Адлеркройц. Полицейский фургон все еще был там. Он открыл свою дверь.
— Ладно, давай устроим этой старушке сердечный приступ.
91
Нина изумленно смотрела на Дэнеэла Луому. Ее ноздри уловили резкий запах. Что бы это ни было, он усиливался. Либо так, либо ее чувства находились в состоянии повышенной готовности.
— Роджер Копонен? — спросила она, наклонив голову.
— Получив сегодня утром запрос от полиции, я сразу понял, что это как-то связано с убийством Копонена и его жены. У меня просто возникло подозрение. А потом, когда я увидел Копонена на улице… Неужели это возможно?
— Скажите, почему Копонена лечили именно здесь? — спросила Нина, уклоняясь от вопроса, который, учитывая все случившееся, был бесконечно актуален.
— Роджер Копонен впал в тяжелый, длительный психоз в конце 1990-х годов. В то время у него диагностировали параноидальную шизофрению, другими словами, он испытывал параноидальные фантазии, которые в одни дни были невероятно сильными, а в другие — мягкими или вовсе не существующими.
— Подождите минутку. — Нина достала телефон. — Я могу это записать? Чисто по соображениям следствия.
— Почему бы и нет, — пожал плечами Луома.
Нина включила диктофон.
— Я с самого начала был врачом Роджера. Обычно такие случаи лечат антипсихотиками с целью подавления активности в центральной нервной системе. Но антипсихотики обладают многочисленными вредными побочными эффектами, которые могут оказывать ограничивающее воздействие на нормальную жизнь. С тех пор как была создана «Лучшее Завтра», наш путь лечения здесь был несколько иным. В дополнение к легкому подходу к лечению мы фокусируемся на модели открытого диалога, основанного на постоянном взаимодействии с пациентом.
— Диалог? Действительно ли это помогает, если кто-то страдает от тяжелых галлюцинаций?..
— Метод оказался чрезвычайно эффективным.
— Хорошо. — Нина навострила уши, ей показалось, что она слышит звуки, доносящиеся из коридора. Как будто кто-то вытирал ноги в прихожей.
— Роджер Копонен был очень необычным случаем во многих отношениях. С точки зрения открытого диалога результаты лечения были превосходными. Согласно моим собственным отчетам, болезнь была более или менее управляема, за исключением редких кратких психотических эпизодов после месяцев или даже лет, прошедших абсолютно без симптомов.
— Но почему…
— Копонену удавалось вести относительно нормальную жизнь и сохранить свою болезнь в тайне, сначала от близких, а потом и от общественности. Но его психотические эпизоды всегда были невероятно сильными. Как будто болезнь требовала своего вдвойне, когда снова появлялась.
— И как это можно было заметить?
— Непрофессиональный термин для шизофрении — раздвоение личности, и это очень подходящий термин для описания состояния Роджера. Впадая в психоз, он превращался в другого человека. Совершенно иная личность.
Нина смотрела на мужчину, сидящего напротив нее, который, казалось, чувствовал некоторое облегчение. Как будто огромная ноша внезапно свалилась с его плеч.
Черт возьми! Внезапно все это обрело смысл.
— Вы думаете, Роджер взял лекарства со склада?
— Надеюсь, вы мне верите. Да, я имею это в виду. И знаю, что это звучит совершенно безумно, если он действительно мертв.
Нина встала.
— Мне нужно сделать пару телефонных звонков. Я могу поговорить где-нибудь наедине?
— Весь этаж пуст. В конце коридора есть конференц-зал.
Нина набрала номер Эрна и пошла к двери в конце коридора. Никого не было видно, но почти в каждой комнате горел свет. Эрн ответил сухим голосом:
— Нина?
— У меня есть кое-что важное, Эрн. Что-то совершенно невероятное, — сказала она, закрывая за собой дверь.
— Ну и что?
— Я разговаривала с генеральным директором «Лучшее Завтра». Это клиника, где были украдены лекарства, которые использовались для усмирения и анестезирования жертв…
Нина обернулась и потеряла ход своих мыслей, когда заметила картину, висящую во главе длинного стола для совещаний. То, что она там увидела, заставило ее на мгновение забыть, что Эрн еще на линии. Она ругнулась, правда, совсем тихо, но он ее услышал.
— Алло? Нина?
Она убрала телефон от уха и неуверенно пошла вдоль стола к картине. Из трубки донесся требовательный голос Эрна, и Нина зашептала в ответ что-то успокаивающее.
Большая картина — около метра в ширину и полутора в высоту — висела в позолоченной декоративной раме. На ней была изображена красивая женщина в черном платье, сидящая за кофейным столиком, с густыми, черными как смоль волосами.
