– Командам приготовиться к бою! – отдал распоряжение Варун. – Что-то я не вижу тут датских флагов. Уж больно негостеприимно нас тут встречают союзнички!
– К бою! К бою! – пронеслось на судах, и на палубах засуетились их воинские команды, надевая доспехи и готовя своё оружие.
– Отверни-ка ты вправо, Трескович, – попросил Варун капитана. – Вот и проверим, как они отреагируют, когда мы перед самым их носом в гости заходить передумаем. – Коли это датчане, так просто прокричат что-нибудь обидное и к себе потом позовут, ну а коли…
Договорить он не успел. На стоящих у речного устья судах вдруг резко забегали люди, поднялись якоря, а на мачтах начали натягиваться паруса. С боковых же судов, выходящих наперерез русскому отряду, раздались громкие угрожающие крики.
– Флаг на ближайшей ладье, я вижу флаг Ганзы! – раздался крик Трюггви.
– Уходим! Уводи отряд! – крикнул Варун. – Ганза – союзница крестоносцев! Это ловушка для датчан, и мы сами чуть было в неё не угодили. Уносим отсюда ноги, Фроуд!
– Я сам! – бросил капитан и, отодвинув в сторону рулевого, взялся за кормовое весло. – Через сто ударов сердца я приму резко на правый борт, бейте все с левого по преследователю, он как раз перед вами откроется. Затем буду уходить дальше этим же курсом и уже потом, оторвавшись от первой ладьи, дам резко на левый борт, заходя на второго преследователя. Вот здесь вы теперь все бейте уже с правого борта!
Две русских ладьи сейчас оказывались взятыми немцами в клещи. Сзади от устья реки шли три больших судна типа коггов с огромными палубными настройками. А два маневренных судёнышка готовы были вцепиться в Андреевских, словно злые лайки в лося, и так они могли задержать их до подхода своих охотников. Сейчас всё зависело только от мастерства капитанов судов. Кто из них окажется более опытен и искусен, тот и выиграет эту схватку, а приз в ней был один – это жизнь!
Вот наперерез отряду вылетела левая ладья ганзейцев. Правая в это время чуть отставала и готовилась зайти на цель позже.
– Рано! Рано! – крикнул Фроуд, зажав намертво рулевое колесо.
На стремительно подходящем судне слышались торжествующие крики, а в руках у его команды виднелись копья и абордажные крючья. Вот сейчас они засыпят палубы русских этими копьями и дротиками, а потом уже и зацепят их абордажными якорями!
– Внимание! – проревел Треска, и четыре десятка бойцов с самострелами резко поднялись над бортом, готовясь к бою.
– Поворот! – прокричал капитан, и трое его помощников разом навалились на рулевое весло. Ладья аж застонала корпусом от натуги, уходя по дуге на новый курс.
– Бей! – раздалась команда Варуна, и четыре десятка болтов разом ударили по опешившим от такого маневра ганзейцам.
– Перезарядка! – рявкнул Фотич. – Калева, добавь со своим десятком с кормы! Всем остальным быстро на другой борт!
Судно в пенном буруне выходило теперь навстречу второму ганзейцу. А с ведомой русской ладьи, повторившей маневр за своей ведущей, в рыскающего по волнам подранка били опять всем бортом мощные реечные самострелы.
Со вторым ганзейцем повторилось всё то же самое. Добивать врага времени не было, к месту схватки уже спешили тяжёлые когги. И бросив немцев, русский отряд взял курс на запад.
Далеко за кормой остались паруса врагов. Больше без поддержки своих огромных морских судов эти малые ладьи уже лезть не хотели. Их команды и так сократились резко, почти что на целую треть, и теперь весь отряд ганзейцев шёл с одной общей скоростью.
К вечеру, как Карасик ни вглядывался вдаль, он уже не мог найти на горизонте паруса преследователей. А через сутки в полной темноте пластунский отряд высадился на побережье лесной бухты.
– Быстрее, быстрее! – торопил своих бойцов Варун. – Ну, давай, Трескович, двигай обратно. Там в устье Невы ты встретишь ушкуйников Редяты и будешь действовать уже вместе с ними.
Немолодые уже мужчины обнялись. Фотич закинул за спину мешок разведчика и побежал по рыхлому песку в сторону заросшего соснами берега. Пока стояла ночь, пластунам нужно было уйти как можно дальше на юг. Здесь, на побережье, находиться им было слишком опасно.
* * *
– Может, кинуть всё-таки стрелу, дядька?! – нервничал молодой Емелька, поглаживая лук.
– Я тебе кину, мелочь рыбья! – Пригрозил ему кулаком десятник Пахом. – Ты почто знаешь, что это вражьи всадники к нам скачут?
– Да а как по-другому-то? – удивился парень. – Уж точно не наши. У наших-то и лошадей таких мохнатых нет, и верховые на них обличьем – ну чистые степняки! Я таких о прошлом годе на новгородском торгу сам видел, когда наш посадник там коня для себя выбирал. Эх, жалко, хороший был конь! Всех ведь лошадей при такой-то голодухе подъели, а теперь вот и дозором по окрестностям уже не пройти.
– Сами живы остались, и то ладно, – проворчал Бурав, зрелый и кряжистый воин из старших посадских. – Во-о, гляди-ка, к нам, кажись, они скачут! Ну, поглядим, кто же это такие, – прогудел он, поглядывая в сторону брода из-под прижатой ко лбу ладони.
И правда, к Лужскому острогу, небольшой, сработанной из брёвен крепостице, проскочив через открытый прибрежный луг, подъехало пять всадников явно неславянского обличья. Руки у них были свободны, и держались они совершенно спокойно и с большим достоинством.
– Эй, затворники, старшой тут ли, на стене, у вас? – на совершенно чистом русском языке прокричал передний степняк в стёганом малахае и в кожаном подшлемнике на голове.
– Для кого затворники, а для кого вои православные! Сами-то вы кто такие будете? – недоверчиво оглядывая конников, высунул нос из угловой башни Славко Вышень, посадник Лужской крепости.
– Андреевская бригада, слыхали ли о такой? – ответил ему степняк.
– Да как не слыхать-то, – удивился посадник. – Только уж больно не похожи вы на наших новгородских воев. Обличье у вас как бы не то!
– Как надо обличье, нашенское, – усмехнулся всадник. – Мы дозорное передовое звено от неё, из большой Степной сотни. Через сто вёрст ниже рекой начинаются ижорские земли, а западнее них – эстляндские, не слыхали сами тут чего-нибудь подозрительного? Нет ли чужих ратей каких поблизости? Может, рыбаки или купцы чего-нибудь вам подсказали, мимо острога проходя?
– Да нет, – протянул Славко. – Мы бы точно услышали, ежели кто на нашей земле бы тут озоровал. Сказывали, что у устья, в Лужской губе, немецкие корабли рыскали и местных рыбаков там хорошо пощипали, но чтобы здесь вот кто-то чужой ходил – не-ет, того точно не было.
– Говоришь, на Вотском заливе немцы рыбаков местных грабят? – протянул степняк. – Ох, как интересно, – и он покачал головой. – А про чужих на суше не слыхали, говоришь? Ну, так вы за стены выходите хоть иногда, а то сидите тут сиднем на заднице, защитники, а у вас вон под боком уже немец ходит!
– Да ладно! – встревожился посадник. – Не может того быть, до немца-то от нас тьма дней пути. Это ежели даны где-то в верховьях ижору погоняют, да и то они потом к себе уходят побыстрей. Не-е, шуткуешь ты что-то, – и посадник погрозил всаднику пальцем.
