– Мы вам очень признательны, барон, за вашу неоценимую помощь в освобождении нашей земли от захватчиков, – выступал с пафосной речью на пиру герцог. – Теперь плечом к плечу мы сможем противостоять в Прибалтике этому давлению немцев. Да здравствует крепкий союз Новгорода и королевства Дании! Ура! – Все присутствующие поднялись с места и выпили за произнесённый тост.
Не было на этом пиру только представителей от эстов. Пока шли сражения и от них была нужна помощь, датчане ещё как-то мирились с присутствием виронцев. Но вот только закончились бои – и на представителей от местного населения начали смотреть с явным волчьим прищуром. Как ни пытался Сотник убедить герцога Кристофера в необходимости и выгоде существования здесь независимого княжества эстов, тот был непреклонен.
– Датское королевство никогда не пойдёт на то, чтобы дать эстам свободу. Если местных не держать в жёсткой узде, то они будут постоянно бунтовать и в итоге вырежут здесь всех датчан от мала и до велика. Только сила и власть короля будут править отныне Эстляндией! – провозгласил Кристофер. – И мне очень жаль видеть, как такой прославленный русский воевода печётся о каком-то диком и лесном народе!
«Ну что же, значит, пока не время, – подумал Сотник. – Ничего, вот поддержим виронцев, дадим им хорошего оружия, обучим у себя несколько десятков их воинов. Вот потом и посмотрим, что вы там по поводу Виронии скажете. Как миленькие признаете сильное и союзное Новгороду прибалтийское княжество!»
На следующий день после пира по случаю взятия Ревеля в гавань зашла ладья с востока. Из неё на причал вышло четыре десятка раненых русских, датчан и виронцев, а капитан судна поспешил к коменданту.
Через час всех облетела весть: пока союзники пробивались к Ревелю и брали штурмом этот город-крепость, от Дерпта к Нарве пришло войско епископа Германа, а с ним ещё и псковская тысяча. Немцы, пользуясь тем, что ближником князя Михаила, боярином Прибыславом, в крепости был оставлен смешной гарнизон в сто человек, а рядом с ней нет никакого русского войска, взяли её приступом за малое время. Вырваться на ладье удалось только лишь четырём десяткам раненых, все же остальные были убиты или взяты в плен.
– У нас там сотня раненых оставалась, из которых только два десятка на этой ладье вырвались! – горячился комбриг. – Всем войскам объявляется общий сбор! Степная сотня выходит на Нарву немедленно!
Не прошло и часа, как на восток рысью вылетело сто двадцать всадников. Остальные подразделения бригады начали срочные сборы.
– С вами пойдёт четыре сотни моей латной конницы, – оповестил Андрея герцог Эстляндии. – Мы союзники и не оставим вас одних, тем более что в Нарве были и наши раненые.
Пехота бригады, раненые, розмыслы и орудийщики грузились на суда, стоявшие в гавани. В них же заходили новгородские ушкуйники и виронцы. Семь конных сотен под командой комбрига вместе с латной кавалерией датчан вышли на восток рано утром следующего дня после прихода ладьи. Конница шла ускоренным маршем по уже такому знакомому ей пути.
Через восемь дней пришли первые сведенья от степных дозорных: в Нарвской крепости расположился гарнизон немцев. Они же стоят отдельным лагерем возле самого города. Псковская тысяча расположилась от них отдельно, она стоит в трёх верстах к западу и перекрывает старинный тракт. У немцев в поле около шести сотен тяжёлой конницы и пять сотен пехоты. Псковская тысяча почти вся пешая.
Глава 11. Последняя битва
– Это не ваша война, мужи честные, люди Псковские! Вы что же, думаете, что немцы всё время будут с вами хороводы водить да гостинцы в виде обозов с зерном станут к вам слать? Мой князь Вячко тоже на сладкие посулы германцев купился. И где же он сейчас? А его люди и его град Юрьев где?! Я вас спрашиваю! Вспомните!
Две рати расположились напротив друг друга. Перед псковичанами стоял высокий воин с обветренным и красным лицом, был он немолод и, как видно, хорошо бит жизнью. На лице и на руках шрамы, волосы на голове в седине. Сей муж не побоялся выйти от замерших в грозном молчании Андреевцев и приблизиться на сто шагов к противостоящей им стене из щитов.
– А я вам скажу где! Князь Вячко, его воины и все его люди от мала и до велика были вырезаны псами рыцарями, будь то хоть русские или же эсты. И нет сейчас того града Юрьева, а есть крепость Дерпт, где сидит епископ германский и с высоты отстроенных каменных башен глядит каждый день на восток. А на востоке в пяти днях пути стоит ваш Псков, пока ещё русский град. Вы обижены на господ Новгородских, что прижимают вашу вольность. Вы злы на князя Ярослава, что звал вас в поход на ливонцев. На русский народ и на русскую землю-то с чего вы озлобились, люди Пскова?! – выкрикнул воин, и от замершего напротив строя послышался шум и гомон.
– Ты говори, да не заговаривайся! Учить он нас тут вздумал?! Мы против русской земли не шли, мы за себя, за свою свободу поднялись, от произвола и притеснения отбиться идём! А что дал нам твой князь Ярослав и твой стольный Новгород?! Больно смелый ты тут выступать! Псков он поносит, а сам вон с иноземцами данами заодно! Кто ты таков, чтобы нам за юрьевцев тут говорить?! Они все там были побиты! Небось, сам из нехристей и теперича болтаешь здесь попусту языком! – слышались выкрики от псковской рати.
Воин постоял молча и на глазах у всех развязал боковые ремни нагрудного пластинчатого доспеха, скинул его перед собой, а затем стянул и кольчугу с поддоспешником, за ней потом стащил и длинную рубаху. На поле перед всем народом стоял воин с православным медным крестом на груди, и всё его тело было покрыто страшными шрамами.
– Я Мартын, и имя мне дано во крещении в вашем же соборе Иоанна Предтечи. А это я заработал в том бою с меченосцами, будучи десятником у князя Вячко, – и он провёл рукой по страшным шрамам на своей груди. – Простите, люди русские, что и меня не убили тогда! Хотел я рядом с князем своим пасть, да двух раненых на своих плечах вытащил, а потом уже с кровью и сознание само утекло.
Строй напротив замер. Сотни людей молча смотрели на стоящего перед ними воина.
– И Псков я не поношу, то ваш град, а с ним и ваша судьба, вестимо, и вам эту судьбу, словно тяжёлую ношу, дальше нести. Но и против русской воли и против креста православного, русского, мы вам тоже не дадим пойти! Эта земля, на которой вы сейчас тут стоите, уже сама русская, она полита нашей кровью в прошлой битве, а вы пришли сюда с врагами и забрали её у Руси для латинян, по правде ли это?!
– Врёшь! – послышались крики от псковичан. – То датская земля, и эта Нарва – датская крепость! Мы только и пошли с немцем, дабы иноземцев данов приструнить!
– Это земля Господина Великого Новгорода! – торжественно провозгласил Мартын. – И полита она русской кровью, неужто вы не видели скудельницу и большой крест над ней? Там сотни наших воинов лежат. Эта земля и крепость переданы по договору от короля Дании Вальдемара, и да, даны – наши союзники, которые помогли нам тут бить германцев и помогут их и далее изгнать из всей Прибалтики, дайте нам только время! А вон идут и ваши союзники, чтобы убивать русских, – и Мартын показал на облако пыли с восточной стороны. – Ударите по нам с ними заодно?! Ну, давайте, а мы вас тут встретим! – и он у всех на глазах начал опять облачаться в доспехи.
