– Тебе к нам нельзя.
– Нет, можно. Яс придумывает всякую скукоту.
– Видишь, Белль говорит, мне можно, – говорит Оббе и достает из шкафа над столом коробку с канюлями и серебристыми пистолетами: это удлиненные палочки с цветными кончиками. Их используют для осеменения коровы, которая не хочет беременеть. Оббе протягивает мне пару синих перчаток. Когда мне не хочется на него смотреть, я сосредотачиваюсь на щетине на его подбородке. Она похожа на семена кумина, которые мать иногда заставляет меня смешивать с сырной закваской. Он бреется уже несколько дней. Я напряженно слежу за всеми его движениями.
– Будешь моим ассистентом, – говорит он.
Снова открывает кухонный шкаф. На этот раз он достает бутылочку с жидкостью. Смазывает жидкостью пистолет. На этикетке написано «Смазка».
– Теперь тебе надо снять штаны и лечь животом на корову.
Белль следует его указаниям без возражений. Мне приходит в голову, что в последнее время она все реже говорит о Томе и все чаще – о моем брате. Ей хочется знать его хобби, его любимую еду, западает ли он на блондинок или брюнеток и все такое. Я не хочу, чтобы Оббе к ней прикасался. Если ее аквариум вдруг разобьется, что нам тогда делать? Пока Белль лежит на Дирке Четвертом, я должна держать ее ягодицы раздвинутыми, обнажая анус, похожий на подставку для ручек в школе.
– Это же не больно, правда? – спрашивает Белль.
– Не бойся, – говорю я с улыбкой, – ты дороже множества воробьев.
Бабушка читала мне эти слова из Евангелия от Луки, когда я оставалась у нее и боялась, что умру во сне.
Оббе встает на перевернутую кормушку, чтобы дотянуться получше, вставляет пистолет между ягодиц Белль и без предупреждения толкает в нее холодное железо. Она кричит, как раненое животное. Я в шоке отпускаю ее ягодицы.
– Не шевелись, – говорит Оббе, – иначе будет еще больнее.
По ее щекам текут слезы, тело дрожит. Я лихорадочно думаю о своей подтекающей перьевой ручке. Учительница сказала, что нужно оставить ее на ночь в холодной воде, а на следующий день промыть и высушить феном. Нам тоже нужно положить Белль в холодную воду? Когда я с ужасом смотрю на Оббе, он кивает на контейнер в углу, где в азоте хранятся пробирки с бычьим семенем. Отец забыл запереть контейнер. Подозреваю, что у Оббе возникла та же идея: промывание. Я открываю контейнер, достаю пробирку и даю ее Оббе. Пистолет все еще торчит между ягодиц Белль.
– Ты лучший ассистент.
Лед начинает слегка таять. То, что мы делаем, – хорошо. Иногда приходится приносить неприятные жертвы: Бог попросил Авраама принести в жертву Исаака, и в конце концов он зарезал животное, поэтому мы тоже должны попробовать разные штуки, прежде чем Бог удовлетворится нашими стараниями встретить смерть и оставит нас в покое. Затем Оббе вставляет пробирку в пистолет.
У нас так много вариантов, но мы все равно это делаем, не зная, что азот обожжет ее кожу. Я чувствую, как ноги тяжелеют от трусости, когда бегу из сарая, а Оббе несется за мной по пятам. Мы оба летим по двору в другую часть фермы.
«И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого», – шепчу я себе под нос и вижу, как Ханна прислоняет к стенке дома велосипед. Под ремешками на багажнике прижата подушка. В руке Ханна держит сумку для ночевок. Если она долго не гостит у бабушки, то сумка наполняется мокрицами. Мы давим их между пальцами, растираем в пыль и сдуваем.
– Давай с нами, – говорю я и бегу впереди нее к наваленным тюкам сена за сараем для кроликов. Мы проползаем между тюками, чтобы скрыться от взглядов отца, ворон и Бога.
– Можешь обнять меня? – спрашиваю я.
Я стараюсь не заплакать из-за крика Белль, все еще звенящего у меня в ушах, ее широко открытых глаз, похожих на разбившиеся полупустые аквариумы.
– Зачем? Что случилось? – Ханна обеспокоенно смотрит на меня. – Ты вся дрожишь.
– Потому что… потому что иначе я разорвусь, – говорю я, – как та папина курица, у которой было слишком большое яйцо, и оно застряло на полпути в ее гузке. Если бы отец ее не убил, она бы лопнула, и во все стороны разлетелись бы кишки. Вот так и я вот-вот взорвусь.
– Ах да, – говорит Ханна, – та бедная птичка.
– Я тоже бедная птичка. Обнимешь меня?
– Обниму.
– Знаешь, – говорю я, уткнувшись носом в ее волосы, которые пахнут детским шампунем «Звитсал», – я хочу вырасти, но так, чтобы руки не стали длиннее. Сейчас ты в них идеально помещаешься.
Ханна мгновение молчит, а затем говорит:
– Если они станут слишком длинными, я просто буду обматываться ими дважды, как шарфом.
7
Той ночью мне снится Белль. Мы в лесу на окраине деревни возле переправы и играем в игру «Охота на лис». Не знаю почему, но Белль в воскресном пальто моей матери, в ее воскресной шляпе с чем-то вроде сеточки и черным бантом сбоку. Подол пальто волочится по земле, собирая веточки и грязь, шуршит от ее движений. Только тогда я замечаю, что Белль и лиса слились воедино: частично она человек, а частично – животное. Мы идем все дальше и дальше в лес и в конце концов теряемся среди высоких тонких деревьев, похожих на вставших на попа жуков-денщиков. Куда бы я ни пошла, передо мной появляется Белль с рыжевато-коричневым телом лисы.
– Ты лиса? – спрашивает она.
– Да, – говорю я, – исчезни, а не то я съем тебя, как свежую курицу.
Она на мгновение поднимает подбородок, отбрасывает волосы назад.
– Тупица, – говорит она, – это же я лиса. Теперь я должна задать тебе вопрос, и, если не ответишь, тебя вырвет или начнется понос и ты безвременно умрешь.
Ее нос и уши внезапно заостряются. Все, что называют острым, имеет высокую цену: зубы, что легко разгрызают еду, момент атаки футболистов на поле, быстрый ум. Тело лисицы идет Белль. Когда она делает шаг вперед, я делаю шаг назад. Я каждую секунду жду, что она снова закричит так же ужасно, как кричала в сарае, что она распахнет глаза, как щука, пойманная на крючок. Беззащитно.
– Твой брат действительно мертв или твой брат и есть смерть? – спрашивает она в конце концов. Я качаю головой и смотрю на носки своих ботинок.
– У смерти нет семьи, поэтому она всегда ищет новые тела, чтобы больше не быть одинокой. Пока человек не сходит под землю, затем она ищет следующего.
Белль протягивает руку. Во сне я вдруг слышу слова Преподобного: «Единственный способ избавиться от врага – сделать его своим другом». Я на мгновение оглядываюсь назад, чтобы вдохнуть свежего воздуха, в котором нет микробов, и спрашиваю:
– Что будет, если я подам тебе руку?
Белль приближается. Она пахнет опаленным мясом. Неожиданно ее ягодицы оказываются покрыты пластырями «Эластопласт».
– Я тебя мгновенно съем.
– А если я не подам руку?
