Власть Василия III над волостью Олучичи держалась до начала 1526 г. К маю 1526 г. относится жалоба московской стороны на сбор дани и оброка с волостей Маслов десяток, Крюков десяток и Лучитцкой королевским писарем Ивашкой Горностаем
[523]. В октябре того же года уже литовская сторона предъявила претензии на нападения московских наместников и помещиков на ряд пограничных волостей ВКЛ, среди которых были названы и Лучичи
[524].
30 октября 1526 г. литовские послы заявили, что люди Василия III «ново почали приворачивати к собе… королевы волости, Олучичи, да Маслов десяток и Крюков десяток». Великий князь Московский выяснил («обыскал того»), что три волости были присоединены к Стародубу «после докончанья великого князя Васильева з Жигимонтом королем»
[525]. До 1522 г. Василий III два раза заключал договоры с Сигизмундом I Старым — в 1508 и 1522 гг. (первый раз — вечный мир, второй раз — перемирие). Но так как стародубский князь Василий Семенович умер в 1518 г., остается одна дата — 1508 г. Неясно, как воспринимать информацию Василия III. Представляется, что она не вполне соответствует действительности. Волости Маслов и Крюков десятки — территориальные образования, созданные под московским управлением. Хотя не исключено, что некоторые села вошли в состав основанных волостей и были присоединены к московским владениям после заключения мира в 1508 г.
Василий III обещал литовским послам: «Да будет те волости не изстари к Стародубу, а приворотил их к Стародубу князь Василей Семенович, и мы тех волостей велим отступитесь»
[526]. Сомнительно, что обещание было бы выполнено.
В следующий раз Маслов и Крюков десятки упоминаются в 1529 г. К королю Сигизмунду снова была отправлена московская грамота. В ней высказывалась жалоба на нападения литовских наместников: «…и ныне твои люди вступаются, через перемирные грамоты: в Поповы Горы села и деревни, и в Крюков десяток в села и в деревни, и в Маслов десяток в села и в деревни.»
[527] Очевидно, что оба рассматриваемых территориальных формирования являлись волостями: к ним относились села и деревни. Об административной принадлежности волостей свидетельствует заметка посольских книг: «У Стародуба вступаютца в Попову Гору, в Маслов десяток, в Крюков десяток»
[528].
Впрочем, другая информация опровергает предыдущую и, кроме того, ясно показывает, что административно-территориальное устройство западной окраины Великого княжества Московского еще находилось в стадии формирования. Четкого определения принадлежности ряда волостей и даже статуса населенных пунктов не было.
В августе 1529 г. в ответе великого князя Василия III королевским послам Гомель, Дроков и Попова Гора были названы городами с волостями и селами и рядом с ними были записаны волости Маслов десяток, Крюков десяток и Олучицы («А в земли наши и воды и ныне вступаютца наших городов Гомья, и Дрокова, и Поповы Горы в волости и села, в Маслов десяток, и в Крюков десяток, и в Олучицы, и в села и в деревни тех волостей»)
[529]. Здесь не совсем ясно, являлись ли перечисленные волости как бы расшифровкой их списка для каких-то из трех городов или были названы отдельно в связи с тем, что не получили еще определенной административной привязки.
По отношению к волости Олучичи в конце 20-х гг. XVI в. сложилась странная ситуация. Литовская и московская стороны, как будто не замечая адресованных друг другу посланий, выражали претензии на действия пограничной администрации соседей, направленные на захват или грабеж этой волости. Так, в августе 1529 г. литовские послы в Москве жаловались, что московские наместники из Гомеля и Стародуба Олучичи и еще ряд волостей «воевали и казили»
[530], а вскоре в московском ответе послам указывалось, чтобы литовские наместники «украинных городов» не вступались «в наши земли и воды и в волости и в села наших городов», среди которых назывались Олучичи
[531]. Очевидно, в это время происходит борьба за подчинение волости, укрепление в ней своей администрации. С марта 1529 г. собственного главы с литовской стороны волость уже не имела, она была переведена под управление кричевского наместника-державцы. Такой шаг, конечно, признавал слабость власти ВКЛ в данном пограничном регионе. Судя по сведениям посольских книг, волость Олучичи удерживалась силами московских наместников Гомеля и Стародуба.
Между тем вряд ли следует согласиться с мыслью А.А. Метельского о том, что волость Олучичи являлась совместным владением московской и литовской сторон и при этом была разделена на две части
[532]. Если и был период совместного владения волостью (только одно сомнительное упоминание в ходе переговоров 1537 г.)
[533], то он выражался, скорее всего, в разделении полученных доходов. Распад волости на две части неминуемо вел к значительным территориальным трансформациям (образование новой волости, слияние части волости с другой административно-территориальной единицей, формирование нового волостного центра на отколовшихся землях и т. д.), отголоски которых, несомненно, были бы отражены в источниках. Мы же постоянно встречаем заявления, касающиеся полностью всей волости. Очевидно, захваты Олучичей выражались в подчинении местной администрации, которая распространяла власть на всю ее территорию.
В 1530 г. волости Маслов десяток, Крюков десяток и Олучичи снова подверглись нападению со стороны ВКЛ. В этот раз они как будто были представлены отдельно от стародубских и гомельских волостей («…вступаютца в наши волости в Гомейские и в Стародубские, в Маслов десяток и в Крюков десяток и во Лучитскую волость»)
[534]. Таким образом, три волости могли иметь статус особых административно-территориальных единиц, не связанных с каким-либо уездным центром. Однако, может быть, эти волости следует распределить между двумя центрами — Стародубом и Гомелем?
