С московской стороны предварительно решено было, а 9 февраля озвучено стремление закрепить за собой по 10 верст от волостей Нищи и Непоротовичи к себежскому рубежу и столько же верст от Ясы к Заволочью. От Гомеля уступалась территория на 10 верст на восток от р. Сож по речку Щенову, к селу Прибытковичи и р. Ути
[595]. Послы вновь стали на старую позицию: отдать только сами городки с их волостями, а Гомель держать за собой по старым рубежам. Бояре уходили к великому князю, а вернувшись, объявили о том, чтобы на следующий день послы были у государя, и он отпустил их «к брату своему к Жигимонту»
[596].
10 февраля бояре снова попытались навязать послам свои условия перемирия, уступая на этот раз гомельской территории 20 верст от Сожа по р. Хоропот (современная Хоропуть) и к селу Прибытковичи. Послы были непреклонны. Тогда их отвели к великому князю, который и отпустил их к Сигизмунду. Выезжать нужно было во вторник (13 февраля), но послы заявили, что могут выехать быстрее, в понедельник (12 февраля)
[597].
И только пристав Федор Андреевич Невежин-Квашнин — дипломат, имевший большой опыт переговоров с ВКЛ, — сумел снова наладить отношения между послами и боярами. Переговоры должны были возобновиться на следующий же день, если бы не болезнь одного из послов — Яна Юрьевича
[598].
13 февраля прибывшим послам для начала была объявлена новая «уступка» — 30 верст от р. Сож, но, видя твердую позицию литовской делегации, бояре сказали «конечное слово»: границу провести «о половинам» — 60 верст от Гомеля и столько же от Стародуба и из волостей Нищи, Непоротовичи и Ясы уступить по 10 верст территории к Себежу и Заволочью
[599]. Послы начали клясться и уверять в невозможности иных условий, кроме как закрепления за ВКЛ Гомеля со всеми его волостями и уступали московской стороне Себеж и Заволочье с их волостями, на которых они поставлены, и к последнему еще волость Долысу, а перемирие предлагалось на пять лет. Тогда бояре заявили, что будут о том уговаривать Ивана IV («и мы на то государя хотим наводити, чтобы так учинил»)
[600].
«Переговорив» с великим князем, бояре решили соглашаться на условия послов, так как «порвати с ними прибытка не будет, толко с ними валчити»
[601]. Вернувшись, они произнесли все те слова, которые уже звучали из уст послов в качестве условий перемирия на пять лет. Московская сторона бралась составить списки, с которых после обсуждения с литовской делегацией была бы составлена перемирная грамота
[602].
Через два дня приготовленные списки были прочитаны послам. Яну Юрьевичу показалось «нечто нам неразумно и невнятно в тех списках». На просьбу же дать обсудить списки на подворье была оформлена только выпись неясных фрагментов грамоты. Она представляла собой перечисление гомельских волостей и сел, записанных ранее в перемирных грамотах в московскую сторону. При этом выяснилось, что три волости (Маслов и Крюков десятки, Олучичи) не были записаны никому, а «держат их силно в великого князя сторону». Литовским послам было предложено поступиться этими волостями
[603].
16 февраля послы сразу прошли в палату к боярам, не захотев терять время на протокольную встречу с великим князем. На вопрос бояр, что они «уразумели в тех спискех», последовал перечень тех волостей и сел, которые будто бы неправомерно были записаны в московскую сторону: Попова Гора, Дроков, ряд чечерских и пропойских сел, Крюков десяток, Олучичи, Маслов десяток
[604]. Послы явно провоцировали негативную реакцию московской стороны, ведь, как и заявили в ответ бояре, те волости и села еще со времени Ивана III были записаны за Москвой. Заявление послов было отчасти справедливо. Перечисленные волости и села тянули ранее к Кричеву, Чечерску и Пропойску. Однако уже в четырех московско-литовских договорах (включая и договор 1508 г. о вечном мире) почти все они (за исключением трех выпавших из поля зрения составителей грамот волостей и некоторых сел) были признаны частью Московского великого княжества.
Послы намеревались записать спорные территории к Гомелю, а в компенсацию за них предложили к Заволочью волости Неведревскую и Истцо. Бояре удалились к великому князю, а вернулись с указанием послам «бранно молвити». Переговоры вновь были на грани срыва, и послы, обвиненные в том, что приехали в Москву «как бы развратным обычаем», чуть было не были отправлены восвояси. Поняв, что совершенно излишне было под конец переговоров в условиях хрупкого согласия выдвигать новые требования, послы вернулись к уже почти принятым решениям
[605].
Чтобы впредь не возникало недоразумений, послами было предложено в договоре снова не упоминать волостей Маслов и Крюков десяток и Олучичи, хоть их и удерживают «великого князя люди», а гомельские села «имянно написати» так, как они были перечислены в предыдущих грамотах, но тогда в московскую сторону. Последнее предложение одобрил сам Иван IV
[606].
Итак, было окончательно договорено установить перемирие от Благовещенья (25 марта) 7045 (1537) г. до Благовещенья 7050 (1542) г. Условия перемирия были рассмотрены выше, нужно только отметить, что к Гомелю были причислены следующие села: Уваровичи, Телешовичи, Тереничи, Кошелев Лес, Морозовичи, Липиничи, Полшане
[607]. В свое время эти села, принадлежавшие разным волостям, были приписаны к Гомелю. Своим положением они как бы маркировали новую московско-литовскую границу, теперь же эти села, конечно, оказались очень далеко от восстановленной границы, на противоположной стороне р. Сож. Других населенных пунктов, обозначавших бы теперь не западные, а восточные пределы Гомельской территории, в договоре перечислено не было.
