– Так вот, – продолжала Вирджиния, – теперь пришло время заняться делами помельче. Помахать тряпкой, так сказать. Почти два десятилетия мы терпим тупое вредительство со стороны безответственных граждан, которые ставят свои убогие интересы выше общественных. Раз у нас теперь есть вы, мы решили положить этому безобразию конец. Вы должны добыть Подлинные Имена всех нарушителей, активных на данный момент в Системе, в особенности членов так называемого ковена, в котором состояли сами.
Он предвидел такой поворот. Легче от этого не становилось.
– Не обижайтесь, здесь я вам помочь не могу.
– Не можете? Или не хотите? Видите ли, Поллак, за свободу вы платите повиновением. Нарушенных вами законов с головой хватит на пожизненный срок. Вы и сами знаете, что должны сидеть взаперти. Причем есть люди, которым этого недостаточно, они не станут ходить вокруг да около. Им не терпится раз и навсегда расправиться с вами и вашей подружкой из Провиденса.
Вирджиния декларировала в своей обычной безапелляционной манере, однако взгляд при этом отводила. С тех пор как он вернулся с «войны», в ее резкости наблюдалась едва заметная перемена. Агент мастерски скрывала неуверенность, но Поллак чувствовал, что она не может решить, бояться его или уважать, – или и то и другое. Воображением она все же обладала, ведь Роджер Поллак теперь ничем особенным не выделялся. Сам он ощущал себя не более как шелухой, оставшейся от былого величия, о котором с каждым днем приходилось скорее фантазировать, чем вспоминать.
Улыбка Роджера выразила чуть ли не сочувствие.
– Знаете, Вирджиния, я и не могу, и не хочу. И мне за это ничего не будет… Дайте досказать. Пуще меня и Эритрины вы и ваше начальство боитесь других, неизвестных, но потенциально таких же могущественных личностей. Того же Почтаря, например. Мы с ней – единственные эксперты в подобных делах. Кого еще ваши ребята с косичками отважатся натаскать до нашего уровня? Чем больше паранойи у органов безопасности, тем менее вероятно, что они кому-либо доверят подобную власть. Мистер Глиссери и Эритрина – проверенные агенты, которые отошли от края пропасти. Наше решение вернуться – единственное, что стояло между «власть имущими» и «на власть претендующими».
Агент на миг лишилась дара речи. Поллак проник в самую суть ее изменившегося отношения. Вирджинию всю жизнь учили, что власть развращает; ее потрясло, что он отказался от господства над человечеством.
Наконец она ответила с едва заметной улыбкой:
– Ну что ж, я передам ваши слова кому следует. Эти пакостники, конечно, потихоньку подтачивают основные ценности нашей американской демократии, однако в повседневной жизни они лишь раздражают – не более того. Мое руководство в Департаменте соцобеспечения, пожалуй, согласится бороться с ними, как и раньше. Они простят ваше… э-э, неповиновение, но только в данном вопросе и при условии, что вы с Эритриной продолжите защищать нас от сверхчеловеческой угрозы.
Поллак почувствовал невероятное облегчение. В глубине души он опасался, что ДСО решит с ним разделаться. Теперь стало ясно: пока феды боятся Почтаря, их с Дебби Чартерис, или Эритриной, не принудят выдать друзей.
– Тем не менее, – продолжала агент, – это не означает, что вам позволят пренебрегать ковенами. Именно там появление сверхчеловеческой угрозы наиболее вероятно. Члены колдовских сообществ лучше других ориентируются в Системе – это признают даже военные. А возникни такая сверхличность вне ковенов, она наверняка заглянет туда покрасоваться, как это сделал Почтарь. Итак, в дополнение к вашим обязанностям по паре часов в неделю вы будете проводить поочередно в одном из ковенов. Прикинетесь там «своим», только теперь под нашим контролем. Ваша задача: отслеживать любые намеки на феномены, подобные Почтарю.
– Я снова увижу Эри!
– Нет. Запрет остается в силе. Даже не пытайтесь. Не будь вас двое, мы бы не оставили вас в живых. А так, пока один пребывает на Ином Плане, у нас под прицелом всегда есть другой. К тому же, не давая вам встречаться, мы лишаем вас возможности сговориться против нас. Я не шучу, Роджер: как только вы или ваши с ней суррогаты попробуете вместе сунуться на Иной План, вам конец.
– Хм.
Посверлив его с минуту глазами, Вирджиния сочла мычание выражением покорности. Следующие полчаса ушли на расписывание подробностей предстоящего задания. (Легче было бы закачать в него все эти сведения на Ином Плане, но агенты ДСО ни за что не желали расставаться с прошлым.) Ему велели работать над отчетами служб соцстрахования и наблюдать за южноамериканскими информационными сетями. Работы навалили невпроворот, особенно учитывая наложенные ограничения. Отладить машину соцобеспечения раньше октября было нереально. Но к выборам они укладывались.
Вирджиния по обыкновению до конца оставалась напряженной и деловой. Только когда она и ее водила стояли под навесом и уже собирались сесть в машину, женщина задержалась и почти смущенно добавила:
– Я прогнала вашу «Анну Болейн» на прошлой неделе… Довольно неплохо.
– Вы словно удивлены.
– Нет. То есть да, пожалуй. Если честно, я прогнала ее несколько раз, чаще от лица самой Анны. Игра поразила меня большей глубиной, чем другие романы соучастия, которые я проигрывала. Даже возникло подозрение, что когда-нибудь я смогу додуматься, как убедить Генриха не отрубать мне голову!
Поллак улыбнулся, представив себе, как Вирджиния, с ее хмурым взглядом копа, принимается за «Анну», чтобы вникнуть в психологию узника-подопечного, и неожиданно для себя увлекается историей.
– Не исключено.
Как и то, что когда-нибудь она окажется вполне приятным человеком.
Еще не переступив порог дома, Поллак начисто о ней забыл. Вскоре он вернется в Ковен!
* * *
Холодный туман, местами переходящий в морось, плыл над холмами, периодически скрывая стоящий вдалеке замок. Даже отсюда, с высокого холма за болотами, тот казался другим: более неприступным, грозным, мрачным.
Мистер Глиссери начал осторожно спускаться по знакомому склону. Его напряжение передалось восседавшей на плече жабе, и та сильнее вцепилась в кожу жакета. Бусинки выпученных желтых глаз так и вертелись по сторонам, записывая все вокруг. (Кстати, жаба заметно усовершенствовалась, вот-вот выйдет из разряда чайников.)
Ловушки обновились. За каких-то десять недель после «войны» Ковен изменил в них больше, чем за два предшествующих года. Мистеру Глиссери все время приходилось смахивать с глаз слепящие капли и пристально вглядываться в заросли по сторонам. Двигался он медленно, в обход, то и дело произнося или жестикулируя заклинания.
Наконец он добрался до крепости. Навстречу из полыхающего рва вылезла черно-красная фигура. Даже Алан изменился: асбестовая майка исчезла, равно как и шутки в разговоре с путниками, которым теперь, чтобы видеть морду чудовища, приходилось задирать голову. Элементаль по обыкновению швырнул в пришедших раскаленными камнями, и жаба юркнула за шиворот жакета, прижавшись холодной и склизкой кожей к шее мистера Глиссери. Пароли поменялись, вопросы стали враждебнее, но путник справился с испытаниями за несколько минут, и Алан угрюмо заполз обратно в огненный бассейн. Подъемный мост опустился, открыв ворота в замок.
