Существуют и другие, менее явные признаки того, что мы становимся частью некоего единого симбиоза. Очевидно, что на работе мы становимся все более узкими специалистами, однако и в повседневной жизни наша деятельность становится узконаправленной.
Мы дробим наш день на определенные занятия. Мы поочередно работаем или играем, занимаемся спортом или отдыхаем, учим или учимся. Мы четко разграничили искусство, науки, политику и религию. В прошлом человек смешивал эти понятия, одновременно работая, играя, обучая и обучаясь. Этот тип человека постепенно отходит в прошлое. Интеграция требует однозначности. Подобно тому, как любая отдельная клетка в нашем организме имеет свою конкретную функцию и время действия, так и мы все больше зацикливаемся на наших ролях. На ранних стадиях клетка способна непрерывно чувствовать, двигаться, переваривать и размножаться, однако такой самодостаточной клетке не место в большом и сложном организме.
У меня очень противоречивые чувства по поводу нашего существования как части непонятного мне симбиозного организма. Ничего удивительного, ведь я – продукт общества, прославляющего индивидуализм. Мой инстинкт выживания, вся моя сущность восстают против любой метаморфозы. Так же как охотникам-собирателям едва ли понравилась бы моя современная городская жизнь, так и я не желаю меняться. Это естественно. Гусеницы, скорее всего, тоже с недоверием относятся к бабочкам.
Как бы я ни был напуган перспективой перемен, она будоражит мое воображение. Меня вполне устраивает то, какие мы сейчас, и все же я не могу отказаться от мысли, что мы способны перерасти в нечто лучшее. Пусть людям свойствена жадность, глупость, близорукость и даже жестокость. Я могу отнести эти слабости к пережиткам (почти) искорененного животного прошлого и представить себе наши лучшие проявления – доброту, творческое начало, способность любить – как зачатки нас в будущем. Мечтать не вредно.
Я понимаю, что сам отношусь к пережиткам прошлого. Этакий досимбиозный вид, рожденный в переходное время. И все же мне повезло хотя бы одним глазком заглянуть в многообещающее завтра. При мысли о нем меня переполняют эмоции… Ностальгия по тому, кем мы были, и трепет от пугающей красоты того, кем мы можем стать.
Тимоти С. Мэй
Подлинные нимы и криптоанархия
Влияние «Подлинных имен»
«Подлинные имена» привлекли мое внимание в 1986 году, когда один приятель всучил мне потрепанную ксерокопию со словами: «Обязательно прочти». Прежде чем я принялся за ту самопальную версию, повесть вышла в книге издательства «Bluejay Books». Ее-то я и прочел, сохранив себе таким образом зрение, а заодно и воздав по заслугам Вернору Винджу. От «Подлинных имен» было не оторваться, к тому же они во многом перекликались с тем, что занимало в то время компьютерные умы того времени: цифровые деньги, анонимные имейлы и прочие нововведения, связанные с «надежной криптозащитой» и «криптографией с открытым ключом».
Тогда несколько моих друзей основали компанию по разработке «информационных рынков» для Сети, хотя до Всемирной паутины и всеобщей доступности Интернета оставалось как минимум лет пять-шесть. Я не сомневался, что возможность анонимного общения и систем, основанных на репутации, цифровых псевдонимах, электронных подписях, безопасных «бухтах»
[4] данных и шифровании с открытым ключом, станет наиважнейшей составляющей киберрынков. В этой связи работа обосновавшегося в Нидерландах Дэвида Чаума, американского криптографа, которому принадлежат самые ранние идеи цифровых денег и непрослеживаемых имейлов, выглядела особенно актуальной. Работа Чаума в области электронной наличности, описанная в заглавной статье выпуска «Communications of the ACM» за ноябрь 1985 года, показала возможность создания непрослеживаемой и анонимной цифровой экономики с рядом добавочных анархо-капиталистических бонусов вроде депозитных агентов, придерживающих деньги до завершения сделки, репутационных рейтингов для служб и приложений и «гарантией» для самых различных схем. Иными словами, криптостойкую версию «Подлинных имен» в сочетании с ущельем Голта из романа-антиутопии Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».
Может, нам еще далеко до развернутой, полномасштабной виртуальной реальности, как у Винджа, зато наличие в Сети криптотехнологий, электронных подписей, ремейлов, пулов сообщений и бухт данных позволяет реализовать самые важные аспекты «Подлинных имен» уже сегодня. Мистер Глиссери уж точно среди нас, и, как предсказал Виндж, федералы за ним уже гоняются. Эти идеи побудили меня написать в 1988 году и распространить в Сети «Манифест криптоанархиста», в котором есть такие строки:
«Призрак бродит в современном мире – призрак криптоанархии. Совсем скоро компьютерные технологии наделят отдельных людей и группы способностью общаться и взаимодействовать совершенно анонимно. Два человека смогут обмениваться сообщениями, заключать сделки, подписывать электронные контракты, не имея возможности установить Подлинные Имена, то есть личности друг друга. Благодаря многократной переадресации зашифрованных пакетов и посылок, защищенных от несанкционированного вмешательства практически невзламываемыми криптографическими протоколами, взаимодействия в Сети отследить будет просто невозможно. Первостепенную важность при заключении сделок – гораздо большую, чем сейчас имеет оценка кредитоспособности, – будет иметь репутация. Эти нововведения полностью изменят характер государственного надзора, возможность взимать налоги и регулировать отношения в экономике и способность хранить информацию в секрете; они изменят саму суть понятий доверия и репутации».
Со времени написания кое-какие нюансы, безусловно, поменялись, однако основные идеи по-прежнему актуальны. Многие из них воплотились в принципах и разработках группы «Шифропанки».
В данной статье я разберу некоторые примеры мощной криптографии и криптоанархии, а также их связь с «Подлинными именами». Поскольку статья войдет в сборник, который, вероятно, сохранится у многих на долгие годы, я воздержусь от ссылок на статьи и адреса веб-сайтов в Интернете – они слишком недолговечны. Уверен, что поиск имен авторов с большей надежностью выведет вас на нужную информацию.
Шифропанки
1992 год был очень подходящим временем для того, чтобы воплотить в жизнь идеи, давно витающие в кругах криптографов и компьютерщиков, и материализовать до тех пор абстрактные понятия. Решив обсудить практическую реализацию теоретических идей криптографии и возможные последствия таких программных средств, мы с Эриком Хьюзом созвали самые светлые умы, которых встречали на ежегодной Конференции хакеров
[5] и среди компьютерщиков вокруг залива Сан-Франциско.
Наша первая встреча привела к масштабным слетам раз в месяц и созданию списка рассылки электронной почты. В качестве названия Джуд Милон предложила «Шифропанки» как сочетание шифрования с «киберпанками». Имя прижилось – группа электронной рассылки «Шифропанки» существует до сих пор. Именно они обнаружили серьезные бреши в безопасности Netscape и других программных продуктов и стали важной частью дебатов о криптографии, включая плодотворные дискуссии о чипе Clipper, депозитном хранении ключей, законах об экспорте, частном доступе к мощной криптозащите, введении электронной валюты и многие другие вопросы. Нам крупно повезло: как раз когда мы начинали, появилась удобоваримая версия программы Pretty Good Privacy (PGP) Фила Циммерманна. Эта удобная программа шифрования для почти любой платформы стала основной составляющей многих криптографических средств.
