Ну, для начала, в системе нет абсолютной анонимности. Цифровые подписи и устойчивые псевдонимы, или «подлинные нимы», означают лишь, что действия связываются не с людьми, а с их нимами. Некоторые обретут репутацию ответственных и соблюдающих сроки, репутация других окажется менее безупречной.
За счет чего вообще работает и процветает система депонирования (в ее классическом определении, а не согласно новоязу, которым пользуется правительство США для ключей шифрования)? За счет выполнения обязательств и обусловленного возвращения средств – в отличие от побега с чужими деньгами. В реальном мире услуги депонирования – успешный бизнес, потому что потенциальный доход при прочной репутации превосходит куш, который можно сорвать с любого конкретного клиента. Иногда это включает в себя закладную, которая является своего рода вторичным депонированием.
Похожим образом действует и цифровое депонирование: здесь репутация определяет все. К тому же услуги всегда можно «пропинговать» (то есть проверить) путем множества небольших транзакций. Какими бы непрослеживаемыми ни были цифровые деньги, в надежности любого банка или депозитного сервиса можно убедиться с помощью множества мелких операций. Названия брендов, имидж и рейтинги продуктов будут столь же важны в киберпространстве, как и сегодня, если не больше.
Свои законы
Итак, у виртуальных сообществ свои правила, и внешний мир не имеет особого влияния на происходящее внутри. В некоторых важных случаях сообщества явно оперируют вне закона: к ним относятся мафия, Триада и другие «противозаконные» или «подпольные» организации. Уже сами их определения предполагают противостояние традиционной правовой системе. Тем, кто считает эти группы в корне преступными, недурно бы вспомнить, что мафия обслуживает рынок услуг, которые правительство решило объявить незаконными, как то: азартные игры, проституция, высокорисковые займы и «легкие» наркотики. Поскольку букмекеры не могут подать в суд на уклоняющегося от выплаты должника, им приходится прибегать к «частному судопроизводству» и разбираться с ним по-своему.
Другие виртуальные сообщества точно так же вершат собственное правосудие. Бывает, и физически избавляются от информантов. (Я ни в коем случае не оправдываю убийства информантов, просто привожу пример в контексте данной дискуссии.)
Виртуальные сообщества держатся не столько на «добровольном» взаимодействии, сколько на контрактах. Контракты играют в киберпространстве центральную роль и часто исполняются принудительно. Агенты по условному депонированию или страхованию поручительства могут удерживать цифровые деньги до тех пор, пока обещанная услуга не будет оказана.
В реальном мире вообще многое делается ради обеспечения репутации, а не под влиянием законов. Уважаемая компания по почтовым перевозкам, например, аккуратно доставляет заказы, потому что успешный долгосрочный бизнес приносит больший доход, чем грабеж пары клиентов. Любой банк может без проблем подделать подписи клиентов и изъять их деньги. Тот факт, что они этого не делают, связан скорее с тем, как банк видит свой бизнес, чем с техническими или правовыми неудобствами.
Короче говоря, репутация имеет значение. В киберпространстве она значит еще больше. Во внешнем мире есть люди, которые считают, что могут объявить себя банкротами и избежать долговых обязательств, а после искать защиты у американского правосудия. Во внешнем мире порой создается впечатление, что честность – удел растяп. А в мире криптоанархии у нимов, кроме репутации, ничего нет, и честность вновь становится на вес золота.
Какого рода правовые структуры уживутся в виртуальном пространстве, еще не ясно. Зато понятно, что роль традиционной юридической системы, скорее всего, уменьшится. Если, конечно, правительствам всего мира не удастся напрочь искоренить мощную криптографию. Чем более глобальной будет становиться Сеть, чем больше появится инструментов анонимного и псевдонимного общения, тем меньше авторитета останется у официальной правовой системы. Технологии для электронных подписей меток времени поспособствуют распространению «умных контрактов», так их назвал Ник Сабо. Услуги условного депонирования – включая анонимные или псевдонимные – обеспечат «гарантию завершения» сделок в киберпространстве.
Участники таких сделок должны будут сами хорошо разбираться в своих фидуциарных и контрактных отношениях и меньше полагаться на государственные и частные службы в случае нерадивости. Как говорится, caveat emptor
[8]. Безусловно, каждый волен обзавестись «нянькой», которая будет следить за его делами и подсказывать, как поступить. На эту роль может подойти и государство – вот только заставить других подчиняться своей няньке вряд ли получится.
Криптоанархия
«Интернет есть анархия». В этой прописной истине вся суть криптоанархии. Ни централизованного управления, ни руководства, ни лидера (кроме разве что репутации), ни законов. Сеть не подконтрольна ни одному государству, и ни один административный орган не учреждает ее политику. Аятолла в Ираке настолько же бессилен против новостных групп (таких как мусульманские женщины alt.wanted.moslem.women или мусульманские геи alt.wanted.moslem.gay), насколько президент Франции бессилен против нападок на французов в постах soc.culture.french. Точно так же ЦРУ не может запретить новостные группы или веб-сайты, разглашающие их секреты. Во всяком случае, не в Сети как таковой. Размышлять о возможных мерах за ее пределами мы предоставим паникерам и параноикам.
На самом деле анархия встречается куда чаще, чем кажется. Отсутствие решающего все за нас руководителя характерно для многих сфер жизни: выбор книг и фильмов, друзей и компании. Анархия – свобода от принуждения извне, что вовсе не означает абсолютную свободу. В конце концов, прочитать можно только те книги, которые кто-то написал и издал. Также она не предполагает полное отсутствие иерархии или правил. Группы, не подчиняющиеся непосредственно управленческим структурам, все еще могут иметь собственных лидеров, руководителей, президентов клуба или избранные органы. А могут их и не иметь.
Тем не менее анархия зачастую отождествляется с такими негативными понятиями, как беззаконие, беспорядок, бардак. Мы же говорим не об анархии со швырянием бомб, как у «черных» анархистов девятнадцатого века, которых обычно связывают с Россией и пролетарским движением. И не об анархо-синдикализме под черно-красным флагом, вдохновленном такими мыслителями, как Прудон и Гольдштейн. Анархия, о которой говорим мы, это «отсутствие правительства» (буквально: ἀν- «без-» и ἀρχή – «начальство; власть»). То есть то же, что и анархо-капитализм, свободная рыночная идеология, прославляющая добровольный экономический обмен.
В слове «криптоанархия» заложены оба значения «крипто»: «скрытый, тайный» в смысле политических взглядов (как в знаменитом обвинении Гора Видала в адрес Уильяма Бакли: «Проклятый криптофашист!») и, конечно, в смысле криптотехнологий, позволяющих воплотить анархию в жизнь. Впервые я написал об этом в 1988 году в «Манифесте криптоанархиста» по образу и подобию другого знаменитого манифеста.
