— После того вечера мы стали любовниками, — подводит итог Нико. — И я до сих пор не знаю почему. Клянусь тебе. До сих пор не знаю почему.
— Я тебя понимаю, — тихо говорит Кармела. — Со мной случилось то же самое, только с противоположным результатом.
— Это как?
— Все меня спрашивали, что у нас было с Манделем…
— Если ты имеешь в виду меня, то извини…
— Нет, я не имела в виду тебя. Вообще-то, логично, что ты так подумал. Но на самом деле между нами ничего не было, и я тоже не знаю почему. Когда я пришла к нему домой в третий или четвертый раз, у меня уже не оставалось сомнений насчет его… отношения ко мне. Я знала, что нравлюсь Манделю. А еще ему нравилось, что я такая сдержанная, такая молчаливая. Думаю, он воспринимал это как вызов. Он говорил, что во мне бурлит… — девушка улыбается, — «дикая жизнь», да. Свобода делать то, чего мы желаем на самом деле. Он говорил мне: «Предоставь ей свободу, Кармела, освободи свою дикую жизнь… Ты ведь полна ею до краев…» И у нас тоже было одно движение. В тот день мы сидели напротив друг друга, между нами лежали книги, и он положил мне руку… — Кармела кладет свою руку. — Вот так, на локоть. Его глаза горели. И тогда я сказала ему «нет».
— Ты его не хотела?
— Хотела, и сильно, признаюсь тебе, как на исповеди. — Действительно, слово «исповедь» тут вполне подходит. Кармела чувствует, что щеки ее пылают. Ее поражает невероятное спокойствие и даже желание, с которым она «исповедуется» перед Нико Рейносой, хотя с момента их знакомства прошло меньше суток. — Я очень сильно его хотела. Но я подумала о своем парне, о Борхе. Подумала, что Борхе измена не понравилась бы. Хотя, с другой стороны, мне было все равно, что он почувствует. Странная ситуация. Примерно как у тебя: одно движение спровоцировало мою реакцию. Но в твоем случае это было «да», а в моем — «нет».
— И ни один из нас не знает почему, — весело добавляет Нико, но тут же возвращается к серьезному тону: — Движения, типы поведения. Они всё решают за нас.
Кармела понимает, что хочет сказать бывший полицейский. По телу ее пробегают мурашки.
— Да. Мы часто не знаем, почему делаем то, что делаем. — Старик из машины и ужасные существа из подвала вспыхивают у нее перед глазами.
— Этот твой Борха… — осторожно подступается Нико. — Это тот самый тип… с которым у тебя были проблемы?
— Нет, это совсем другая история, — обрывает Кармела.
Ее доверие к Нико имеет свои пределы.
14. «Я тебя лю»
Когда ее мобильник снова вибрирует, Кармела не сразу берет его в руку. «Только помяни черта…»
Наконец Кармела со вздохом смотрит на экран, но, увидев, кто звонит, сразу же успокаивается. И отвечает не раздумывая:
— Энрике! Как ты?
Голос Энрике Рекены звучит как будто издалека, усталый, но радостный.
— Ох, да все в порядке, хотя эта чертова пробка на шоссе Ла-Корунья не сильно веселит. Всем не терпится выехать. Я даже придремал за рулем, представляешь? Проснулся от гудков тех, кто едет сзади: наш ряд немного продвинулся, а я так и стоял. — Энрике смеется. «Он сильно нервничает», — понимает девушка. — Кармела, душа моя, как же я рад, что могу с тобой поговорить… Не то чтобы я и раньше с тобой скучал, хе-хе. Мы с Ферреро Роше несколько часов просидели за компьютером в Центре, следили за новостями. Солнышко, то, что сейчас творится, — это «сумасбродство», как выражалась моя бабушка… Штука в том, что новостей приходит все меньше, но они становятся все абсурднее… В Габоне тысячи мандрилов воют за компанию с тысячами людей… В Шри-Ланке на площади в десять километров с деревьев лил кровавый дождь из-за самой яростной в истории битвы мартышек. Реку Днепр запрудой перегородили сомы, ты только подумай! Есть фотографии… Эти лучеперые высовывают усики из воды! А вместе с ними, Кармела, в воде барахтаются мужчины, женщины и дети! — Голос у Энрике дрожит. — Сотни голых тел на поверхности! Что же такое происходит?
— Я не знаю, Энрике.
— Это что, «Кроатоан» нашего общего друга? — ехидно вопрошает Рекена.
— Да, это «Кроатоан».
— Вот как… Я бы отдал годовое жалованье, чтобы узнать, как Мандель сумел это предвидеть — что бы это ни было. — (Кармела слышит хор клаксонов на заднем плане. Они как будто смеются над словами Энрике.) — Радость моя, а где ты сейчас? — (Кармела отвечает.) — Понятно. Я, к сожалению, немного опоздаю, но тоже еду в ту сторону. Скажи… — Девушка чувствует его волнение. — Скажи, а Борха с тобой?
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
Короткая пауза.
— Ой, я, кажется, дал маху, — признаётся расстроенный Энрике. — Этот пройдоха позвонил мне где-то с час назад и все разыграл так, как будто ты ему сказала, что мы собираемся все вместе. И я спросил: «В обсерватории?» — потому что ты мне о ней говорила. «Ну конечно», — ответил мне этот ублюдок. По-моему, он вытянул из меня нужную информацию, ну ты ведь знаешь, как он умеет.
— Не волнуйся, Энрике, я сама ему послала эсэмэс про обсерваторию.
— Ну, если так… — Шум в телефоне подсказывает девушке, что Энрике вышел из машины или открыл окно. Клаксоны гудят еще настойчивее. — Я тут выбрался наружу глотнуть воздуха. Я правда мечтаю тебя увидеть, но здесь вокруг такой хаос…
— Ты… ты говорил со своей семьей?.. — осторожно спрашивает Кармела.
— Да, моя бывшая жена увезла детей за город, к своим родителям. Должно быть, это ее лучшая идея за последние годы… Я говорил с ними полчаса назад, у них все хорошо… — Кармела напрягает слух и слышит странные звуки где-то в отдалении. Она не успевает спросить, потому что Энрике сам добавляет скороговоркой:
— Погоди, Кармела, там что-то странное.
Энрике Рекена держит телефон у уха и наблюдает. Он, как и многие другие, вышел из машины и находит взглядом самый конец длиннющей процессии автомобилей, скопившихся позади его «лендровера». Энрике видит дома по обе стороны шоссе. Видит Мадрид вдалеке, огни вертолетов, свинцовые облака. И слышит удары. Они далеко, но они приближаются. Удары не слишком громкие, и поначалу Рекене кажется, что с таким звуком сталкиваются машины в пробке, однако точный повторяющийся ритм в такое объяснение не укладывается. Как будто одно за другим бьются стекла. Как будто двое безумцев с молотками в руках движутся вдоль рядов машин и долбают лобовые стекла, но к его «роверу» пока что не подобрались.
А потом Рекена замечает кое-что еще.
— О господи, — выдыхает он в трубку.
— Энрике? — Голос у Кармелы сейчас очень нежный и заботливый, но даже она не в силах его успокоить.
Туча над последними машинами как будто отделилась от остальной ночи, обзавелась собственной чернотой и теперь движется вперед, непостижимая и губительная. Энрике щурится. Господи, что это? Водители, вышедшие с ним на шоссе, машут руками и убегают в противоположном направлении. Те, кто до сих пор сидел в машине, следуют их примеру. Женщина, которую бросил водитель, выбирается из правой двери с ребенком на руках, безумно озирается и выкрикивает одно и то же имя. Энрике отходит с ее пути, женщина не видит его в своем слепом бегстве. Следом за ней с воплями устремляется целая группа.
