И в этот момент о стекло начинает биться существо.
Сквозь узкую, еще не забранную досками щель Кармела видит фигуры, словно бы покрытые дегтем, — без лиц и без глаз. Одна, вторая, потом еще одна. Они сплющиваются, как помидоры, брошенные наглым зрителем в артистов захудалого театра. Встретившись со стеклом и испытывая напор идущих сзади, маски начинают оплывать, как черный макияж, открывая радужки и склеры, брови, губы, щеки, раздутые лица. Кармела не в силах различить, женщины это или мужчины. Тающие слои постепенно превращаются в тысячи насекомых, они как отростки гигантской амебы.
«Стекло не выдержит», — понимает Кармела. Окно прикрыто не до конца, а удары становятся все мощнее, по мере увеличения массы давящих. Нико бесстрашно продолжает заделывать щель. Но, бросив еще один взгляд, оставляет свои попытки.
— Они войдут, — объявляет он, ни к кому специально не обращаясь, и отходит в сторону.
Окно оказывает упорное сопротивление, потому что оно маленькое и вделано прямо в стену. Но потрескивание стекла с другими звуками перепутать невозможно. Прижавшиеся к гладкой поверхности щёки похожи на большие вантузы. Красный носовой хрящ на одном безглазом лице разделился надвое и открывается все шире. В потрясенном галлюцинирующем воображении художника Нико Рейносы возникают образы с несуществующего коллажа Фрэнсиса Бэкона, переполненного экспрессионистскими искажениями.
В конце концов стекло проламывается сразу в нескольких местах, даже под досками. Когда в щели, точно живая нефть, заливаются первые струи муравьев, Нико бросает молоток и гвозди и хватает итальянца за плечо:
— Все в лабораторию!
Дино застывает в нерешительности, держа за ошейник перепуганного Мича. «Это не из страха, — чувствует Кармела. — Дино до сих пор удивляется, как это муравьиная рать, пусть даже неисчислимая, может принудить его к бегству».
И тогда, как покрывало из маленьких дрожащих помпончиков, в дом проникают пчелы.
Действительно, пора бежать.
— В лабораторию! — повторяет Нико.
Кармела чувствует, что ее тянут за руку.
— Давай, Кармела! — кричит Борха.
— Нужно закрыть эти двери! — Девушка указывает на туалет и прихожую.
— Незачем! Они не имеют выхода наружу! Бежим!
Борха тащит Кармелу за собой, девушка смотрит на деревянный люк, ведущий на второй этаж. «Вот он точно имеет выход наружу». Но люк надежно закрыт на засов. Фатима идет позади, дрожа под тонкой влажной пижамой. Серхи — единственный из всех, чье лицо выражает только озабоченность, как будто его воображение не рисует никаких ужасных картин: он слишком к ним привычен.
Беглецы сбиваются в кучу в глубине маленькой лаборатории; Борха прижимает к себе Кармелу.
Нико тоже собирается переступить порог, но, по-видимому, меняет решение и выходит обратно.
— Дино! — кричит он снаружи. — Дино, раздолбай! Оставь собаку и беги сюда!
Только теперь Серхи проявляет признаки страха.
— Мич! — зовет толстяк. — Мич! — Серхи отпускает Фатиму, но девушка тянется за ним.
Теперь происходит движение в обратную сторону, как будто не присоединиться к единой цепочке — непростительная ошибка.
В прихожей ревет хаос, но никто не останавливается. Кармела идет шаг в шаг за Фатимой, пока не оказывается в гостиной. И только то, что она видит там, заставляет ее остановиться.
Сквозь открытое окно в комнату протискиваются обрывки человеческих существ: воронки ртов, воспаленные щеки, бесцветные глаза. Это люди-амфибии, израненные стеклами, но целиком в пространство обсерватории они попасть не могут: человеческие размеры слишком велики для узкой щели.
А вот струи муравьев проникают с легкостью: они продвигаются по стенам, распределившись на несколько рукавов, словно кипящая смола. Единый выбор направления, все вместе, цельный ковер.
Однако самое невероятное — это пчелы.
Кармела никогда не видела роя, который вот так бы летел. Пчелы собрались из разных мест — быть может, с разных лугов, — но теперь это плотные струи в форме щупалец или труб. Узкие щели меж досок на окне сжимают трубы, превращают их в почти прямоугольные полосы. Значит, от них можно ускользнуть, просчитывает Кармела: просто вовремя отстраняться от каждой из полос; необязательно размахивать руками, силясь напугать сотни насекомых, летящих со всех сторон. Хуже то, что такие скопления пчел наделены мощью таранов. «Им даже нет нужды нас жалить. Столкнуться с ними — все равно что получить заряд дроби».
Но пчелы, кажется, не проявляют к ним никакого интереса. Кармела выделяет первую полосу, стелющуюся по поверхности стены со стороны кровати, вторую, с преувеличенно-гротескным жужжанием ползущую вдоль потолка, и третью, последнюю (наверное, самую опасную), нерешительно зависшую в воздухе рядом с противоположной стеной, на которой располагаются другое окно и дверной проем. Эта масса не движется, как движутся пчелы внутри роя: их рой — это само по себе новое существо, автономное, наделенное волей, прозревает этолог.
— Серхи, нет! — кричит она. — Обходи их! Не трогай!
Серхи пытается стулом заслониться от ленты, которая надвигается на манер дрессированной кобры. В гостиной Нико борется с итальянцем, который понял, что не может утащить Мича за поводок, потому что Мич слишком возбужден; Дино пытается вынести овчарку на руках, а Нико толкает его в прихожую. Мич упирается и вырывается, пчелиные ленты сводят его с ума.
Теперь все хотят выбраться из гостиной, вернуться в лабораторию, и это затрудняет движение. Фатима врезается в стол перед дверью, а Кармела с ужасом видит, что одна из пчелиных лент нацелена точно на ее спину.
— Фатима!
Удар — как струя из шланга с мощным напором. Аргентинку отбрасывает на лесенку, ведущую к люку, ее ноги почти не задевают пола. Затормаживает движение только сама лестница. Девушка отчаянно вцепляется в деревянные ступеньки. Зудящая лента поднимается по ее телу, словно гигантский палец в перчатке.
И в этот момент Кармела начинает понимать.
«Люк. Полоса пчел на потолке…»
— Открой! — кричит Кармела.
«Они хотят наружу. Единственное, что им нужно, — это пересечь комнату и продолжить движение по прямой».
— …открой люк! — кричит Кармела. — Фатима, люк! Открой!
Фатима жива, в сознании, но жмется в комок у подножия лестницы, а пчелиная масса поднимается вертикально вверх. Ни Кармела, ни Нико, ни Серхи не могут подступиться к лестнице: их отделяет еще одна лента, щелкающая, как кнут. Нико, кажется, разгадал план Кармелы.
— Откройте люк!
Серхи рвется вперед, но его не пускает плотный слой насекомых. Невероятная картина. «Как такое множество пчел могло нацелиться в одну точку, словно единое существо?» Пчелы скапливаются у закрытого люка и начинают отступать. Фатима по-прежнему лежит внизу, под лестницей. Кармела хочет предупредить аргентинку, но в этот момент между ней и темными полосами вклинивается огромное тело. Ему удается добраться до лестницы, несмотря на жалящие щелчки, звучащие как короткие замыкания. Вверх вздымается исполинская волосатая рука. Дино, так и не отпустивший Мича, вытягивается всем телом, погружает пальцы в пчелиную субстанцию, укрывающую люк, и отодвигает засов. Лента выплескивается, как шампанское из бутылки, компонуется в толстую колонну с диаметром точно по размеру отверстия, ее подхватывают восходящие потоки воздуха из комнаты. К счастью, Дино успевает отклониться и отодвинуть Фатиму. Невероятное явление — живая труба с шумом ядерного реактора — гипнотизирует Кармелу. Но вся ее энтомологическая зачарованность разлетается вдребезги после одного отчаянного крика:
