Последняя фраза как будто развеселила самого Манделя. Ученый хлопает себя по лбу.
— И кстати, кстати… Я ухожу из «Лас-Харильяс». Мне сказали, что в течение трех суток меня переведут в другое место — по крайней мере, они на это рассчитывают. Но знаете что? Старая крыса сыта по горло их клетками. Незадолго до переезда я размотаю телевизионный кабель, перекину через эту люстру и… — Мандель смеется почти беззвучно. — Я не шучу: моя теория гласит, что любое поведение предсказуемо и не имеет цели, так что мое самоубийство станет всего-навсего перемещением некоего предмета вокруг моей шеи, синхронно совпадающим с полетом птицы, с рыком тигра, с брачным ритуалом ящерицы. Желаю вам удачи.
Экран меркнет.
«Вот и все, на что мы можем надеяться», — понимает Кармела.
Борха лупит кулаком по столу:
— Чертов сукин сын! Он нас запер в клетке, как крыс! Чтобы подтвердить свои «вычисления»! — Последнее слово звучит у него как издевка. — Я голосую за то, чтобы поскорее отсюда убраться.
— Куда? — интересуется Нико, поедая ломтик салями.
Кармела убеждается, что бывший полицейский — самый хладнокровный из всей компании, как будто при раздаче тревог и беспокойств ему досталась самая малая доля.
Заморить червячка во время обсуждения — это предложил Нико, воспользовавшись тем, что Серхи впал в одно из примитивнейших состояний, превратился в большой поедающий рот. Нико притащил сумки с продуктами, которые вынес из кафе, однако больше ни у кого аппетит не проснулся. Все сидят на полу: Кармела и Борха рядом с дверью, Нико, скрестивший ноги по-турецки, — напротив них, вплотную к Серхи примостилась Фатима, а Логан оперся спиной о складную кровать. Логан, как чувствует Кармела, подавлен больше всех, но пытается скрыть охватившее его отчаяние за хмурым взглядом.
— Да куда угодно! — выкрикивает Борха. — Просто сделать отсюда ноги. Ты ведь слышал: он не знает, принесут ли наши действия пользу. Не знает, не знает, не отвечает.
— Я мало поняла из этой… из того, что наговорил Мудрый, — хрипло вступает Фатима. — Но я думаю, везде будет одинаково опасно.
— Разница в том, что есть более и менее надежные места, — уточняет Нико.
— Или нет, — сразу возражает Борха. — Пики происходят в случайных зонах, так что, может быть, есть места, которые…
— Которые Мандель и его команда не могли контролировать? — Нико откусывает ломтик чоризо. — На мой взгляд, звучит нелогично.
— А что, на твой взгляд, здесь вообще звучит логично?
— Ну, например, Мандель. Он говорит, что нам что-то может помочь. И я ему верю.
— Ах ты веришь… — Борха ехидно улыбается. — И в чем ты ищешь помощь, Нико? В колбасе? Ну не знаю… Да что с нами со всеми творится? Вы любую чушь принимаете на веру?
— Вот ты и уходи. Можешь забрать свою машину, у нас есть и другие.
— Ага, теперь ты предлагаешь нам разделиться? Прекрасно!
— Это ведь ты хочешь уйти.
— Я только хочу, чтобы мы под перекус приняли какое-то решение, если, конечно, я не слишком много прошу.
— Нет, ты хочешь, чтобы мы делали то, что нужно тебе! — горячится Нико.
— Тут ты ошибаешься. Я лишь хочу…
— Пожалуйста, хватит спорить, — устало просит Фатима.
— Успокойся! — не унимается Борха. — Скоро наши споры не будут иметь никакого значения.
— Борха! — вмешивается Кармела, но Нико перебивает и ее:
— А откуда ты знаешь, что будет иметь значение там, снаружи?
Борха смеется, глядя на Кармелу, но та не желает принимать его сторону, так же как и Борха не отвечал на ее немые призывы к примирению, а ведь девушка начала подавать ему знаки сразу же после просмотра записи. Кармела хорошо понимает, что с ним происходит. «Он никак не может простить мне, что я рассказала Манделю о наших отношениях». Хотя, насколько помнится девушке, вряд ли она рассказывала своему бывшему учителю хоть что-нибудь помимо того, что и так уже знали все вокруг.
Но Борха всегда рвется верховодить. Вот и сейчас.
— Что ж, тогда мы поступим так, — объявляет он почти с ненавистью. — Мы проголосуем. И договоримся поступить так, как решит большинство. Ты согласен?
— А если будет ничья? — уточняет Нико.
— Тогда каждая сторона вольна выбирать свой путь.
Нико обводит глазами всех сидящих на полу. Кармеле кажется, что у остальных нет никакого мнения. Да и она сама хочет того же, что и Фатима: чтобы мужчины прекратили спорить.
— Тогда поехали, — говорит Нико. — Голосуем.
— Кто хочет отсюда уйти? — спрашивает Борха. — Фатима?
Изможденная поэтесса медленно поднимает тонкую руку.
— Да, я хочу. Снаружи то же, что и здесь, как ты говоришь, Нико, но это, по крайней мере, снаружи. Я хочу уйти.
— Чудесно. — Борха доволен. — Серхи?
Серхи до сих пор сосредоточен на своей бумажной тарелке, огромные очки едва не падают с его маленького носа, он нависает над едой, как медведь, облаченный в пижаму.
— Серхи, пожалуйста, скажи что-нибудь. — Фатима тыкает его локтем, но толстяк никак не реагирует. Тогда девушка резко перехватывает его руку с двумя кусками колбасы и поднимает вверх, не давая поднести ко рту. А потом отпускает. Рука заканчивает начатое движение, и колбаса достигает цели — разинутого рта. — Серхи уходит. Вот он и проголосовал.
— Великолепно. — Борха улыбается. — Логан? Если хочешь, мы готовы взять тебя с собой.
Кармела знает: нет на свете человека более великодушного, чем Борха, когда окружающие подчиняются его решениям. Но сейчас она почти слышит, как великодушие Борхи разбивается о взгляд воспаленных накрашенных глаз Логана и о его гулкий возглас:
— Да ты просто гигант, мать твою! Держишь всех нас за яйца. — Художнику нравится этот комментарий, он ест и посмеивается. А вот Логан даже не улыбается. — Там, снаружи, в лесу, я видел, как люди маршируют, обернутые паутиной, как будто в плотных пальто. Не знаю, что за пауки способны такое выткать…
— Логан, это не особый вид, — содрогнувшись, замечает Кармела. — Это самые обычные пауки, собравшиеся вместе.
— Я больше не хочу такое видеть, — заявляет Логан. — Я остаюсь. Мудрый сказал так.
— Мудрый ничего не знал, — язвит Борха.
— Ты знаешь не больше.
Кармела смотрит на Логана новым взглядом, почти с нежностью. Несмотря на его недавнюю агрессию, девушка чувствует, что в глубине души Логан напуган больше всех и больше всех здесь нуждается в поддержке и помощи. Теперь она, кажется, понимает, что с ним случилось: «Гаммельнский пик» заставил его двигаться из одного места в другое, а потом, когда паренек оказался в новой точке, воздействие внезапно прекратилось. Кармела даже не может представить, какой ужас испытывает человек, «пробудившийся» после чего-то подобного. Может быть, поэтому Логан ничего не ест, мало говорит и ни во что не вмешивается. Он только крепче сжимает дробовик, словно это его талисман.
