Примерно так же в конце 1980-х годов в СССР с помощью советов трудовых коллективов дезорганизовывали и разваливали промышленность, создав почву для экономической оккупации страны.
Власть издала законы, наделившие трудовые коллективы предприятий небывалыми полномочиями. На заводах и фабриках стали избирать СТК. Их решения были обязательны для администрации. А если директор с чем-то не соглашался, вопрос выносился на суд общего собрания трудового коллектива, где, как и в 1917 году, верх зачастую брали горлопаны и популисты. Директор без согласия СТК не имел права ни план утвердить, ни кого-то уволить. Более того, самих руководителей предприятий тоже начали выбирать. Помню, в НИИ «Гипробум» переизбрали директора. Отстранили заслуженного академика и выбрали лаборанта с мизерным стажем работы за то, что он «хороший добрый человек».
Под лозунгом установления демократии сокращалось и рушилось производство. Создавались условия для того, чтобы предприятия потом по дешевке перешли в собственность частных лиц.
Борьба с привилегиями
Одним из, как теперь говорят, трендов демократизации и перестройки конца 80-х – начала 90-х годов была борьба с привилегиями партноменклатуры. Я бы назвал еще эту кампанию идеологической дымовой завесой, позволившей кучке людей захватывать и осваивать богатства страны.
В Советском Союзе привилегии действительно существовали. Но по сравнению с неравенством, установившимся в России в 90-е годы, они были просто смешны. Я уже сказал выше, что для инструкторов обкома партии существовал запрет на покупку кооперативной квартиры, машины, земельного участка, дачи. Этот запрет распространялся и на членов их семей. Всеми нашими привилегиями были премии (30 процентов к зарплате) на 1 Мая и 7 Ноября, льготная путевка в санаторий (но их выдавали и работникам предприятий многих отраслей экономики).
Как-то знакомая жены стала колоть мне глаза: «У меня соседка работает гардеробщицей в Смольном, так она каждый день приносит домой то сосиски, то сардельки, то блинчики с мясом. Представляю, какие возможности у тебя». Она не знала, что доступ в этот магазин имеют и инструктор, и гардеробщица, и уборщица. С той лишь разницей, что инструктору разрешалось посещать его после работы, а гардеробщице – в любое время. Придешь туда после 18 часов 30 минут, а там уже не оставалось ни сосисок, ни блинчиков. К этому времени их, как правило, раскупали.
Теоретически мы, курируя заводы и фабрики, имели возможность что-то себе доставать. Но за это можно было серьезно ответить. Один наш инструктор договорился на заводе имени Козицкого, где делали цветные телевизоры, чтобы ему специально сломали один, доставили в магазин запчастей, а он бы его там выкупил и восстановил. Но кто-то с завода на инструктора настучал, и того моментально выгнали из обкома. Он даже не успел сменить обувь. Зимой убежал из Смольного в летних ботинках.
Для партийной верхушки – буквально для пятнадцати человек в Смольном рангом не ниже заведующего отделом обкома – существовал «голубой зал» в магазине Гостиный Двор. Там первые секретари могли приодеться – купить меховую шапку, дубленку, костюм. Но я, например, узнал об этом спецмагазине только в 90-е годы. В то же время я видел, как одевается во внерабочее время и как живет партийная элита Ленинграда. И не сказал бы, что они купались в роскоши. Второй секретарь обкома Сократ Петров ездил на личном «Запорожце», приобретенном его тещей. Служебная дача первого секретаря обкома в Комарово (я был в ней при Борисе Гидаспове, а до него там обитал его предшественник Юрий Соловьев) представляла собой сборно-щитовой домик на три комнаты. Уголь в котел им надо было кидать самим, так же как и качать воду помпой из колодца. Кстати, именно при Горбачеве в 1987 году прежние ограничения для руководящих партийных работников отменили, и им действительно многое стало доступно. Например, начали раздавать дачные участки, разрешили приобретать личные автомобили, кооперативные квартиры. А уж при Ельцине, главном борце с привилегиями, одни люди уже сколачивали себе целые состояния за счет других.
Кооперативы
В 1987–1988 годах было разрешено создавать торгово-промышленные кооперативы. Причем если государственные предприятия власть душила, то кооперативы сразу были поставлены в привилегированное положение. Посудите сами. Завод мог взять в банке наличные деньги только на зарплату своим работникам. Если на что-то другое, нужно было брать кредит. А банковские ставки тогда доходили до 200 процентов! Например, если госпредприятию требовалось покрасить забор, маляра нанимали за бутылку водки. Директор обращался в профком, там выписывали материальную помощь, на эти деньги покупали бутылку и отдавали ее маляру.
А кооператор мог прийти в банк и получить там хоть все наличные деньги. Но директор, у которого не было средств на то, чтобы силами своего завода покрасить забор, мог обратиться к кооператору-маляру. Заключить с ним договор, перевести в банк деньги безналом. А кооператор шел в банк и спокойно снимал там наличные. И никакие контролирующие органы не интересовались, за какую сумму на самом деле покрашен забор и покрашен ли он вообще. Потому что 10-я статья принятого при Горбачеве закона «О кооперации» гласила: «Вмешательство в хозяйственную или иную деятельность кооперативов со стороны государственных органов не допускается». Даже ОБХСС не имел права проверять первых советских частных предпринимателей! Кроме того, кооперативы на три года были освобождены от всех налогов!
Эти фантастические для нашей страны поблажки и льготы власть объясняла тем, что рыночная экономика по сравнению с социалистической прогрессивна и частники скоро решат все проблемы – ликвидируют дефицит товаров и покажут, что такое качественное обслуживание населения.
И вот здесь-то и началась самая чернуха. Вместо того чтобы устранять дефицит, большинство кооперативов стали, наоборот, его создавать и на нем наживаться. Особенно после того, как в 1990 году были введены талоны на продукты.
Мой приятель был директором мыловаренного завода «Аист». Однажды я приехал к нему на предприятие. Он показывал мне склады, забитые доверху хозяйственным мылом, не знал, куда его девать. При ритмичной работе завода этого мыла хватило бы лет на пять. Но вдруг через неделю мыло из магазинов исчезло. Звоню приятелю: «Что случилось?» Он говорит: «Не поверишь: кооператоры пригнали фуры, заплатили наличкой – все мыло скупили». А потом, дождавшись, когда у людей началась паника из-за того, что им стало нечем помыться, эти кооператоры пустили мыло в продажу уже по завышенной цене.
Месячные нормы выдачи продуктов по талонам в Ленинграде в начале 1990-х годов
Мяса и мясопродуктов (или курицы) – 1,5 кг;
Колбасы и колбасных изделий – 1 кг;
Масла сливочного – 0,5 кг;
Масла подсолнечного – 250 г;
Яиц – 10 шт.;
Крупы и макаронных изделий – 1 кг;
Муки – 0,5 кг.
Одновременно можно было использовать не более пяти талонов на один продукт.
