Злобно плача, демоны начали уменьшаться, превратились в две крошечные черные точки и, наконец, щелкнув, как щелкают лопающиеся воздушные шарики, исчезли.
Я завороженно следил за происходящим, не отрывая глаз.
— Вот это успех! — пробормотал я. Сверкающая фигура протянула руку ко мне.
— Да покинет тебя боль. А теперь помоги женщине.
И он исчез. Взял и исчез.
Жильбер смотрел на меня глазами, полными восторга.
— Что же ты за человек такой, если даже ангелы являются на твой зов?!
— Я по уши занятой добряк, — огрызнулся я. А я и вправду был слишком занят для того, чтобы вести вежливые беседы. Жгучая боль, раздиравшая мою грудь, пропала. Я быстро заглянул под рубаху — ни царапинки, только ярко-розовое пятно в виде отпечатка большой ладони. Этого мне вполне хватило — я задрожал как осиновый лист. Меня трясло, пока куча грязного тряпья опять не застонала.
Я обернулся к старухе. Нет, я не агнец Божий, я прекрасно понимал, что эта «страдалица», вероятно, жгла заживо крестьян и хохотала, наблюдая их муки. Что она занималась всем, чем положено заниматься ведьме средней руки в средние века. Ну, там... делала так, чтобы коровы переставали доиться, чтобы женщины становились бесплодными. Понимал. И все же не мог оставить ее просто так, безо всякой помощи.
— Проси прощения, — посоветовал я бабке. — Ты знаешь, что должна умереть. Но если ты покаешься, демоны не завладеют тобой. Может быть, ты проведешь долгое время в Чистилище, но не в Аду же.
— Я не смею... — прошептала старуха. — Боль немного утихает от моих заклинаний. Но она все равно так сильна, что я вот-вот лишусь чувств!
— А если ты покаешься, ты утратишь свой колдовской дар и тогда погибнешь от боли, ты это хочешь сказать? — Я попытался вспомнить правила, изученные при чтении Данте. — Если ты пострадаешь от агонии здесь, на Земле, в последние отпущенные тебе несколько дней, то в Чистилище мучиться тебе придется на много столетий меньше.
— Я слишком сильно боюсь боли, — в отчаянии выдохнула старуха. — Я слишком глубоко погрязла в трусости.
У меня готовы были вырваться слова о том, что все ее страдания ею заслужены, но я сдержался. Ведь будь я на ее месте, мне бы так не показалось. Я сдвинул брови. Что же делать? Если она не могла покаяться из-за боли, но при этом боль была единственным, из-за чего она могла бы покаяться...
Нет, не в боли дело. Не в боязни боли. Она страшилась вечной боли, ожидавшей ее в Аду.
— Если я сумею избавить тебя от боли, — обратился я к старухе, — ты не откажешься покаяться?
— О нет, не откажусь ни за что! — страстно произнесла она. — Я готова на все, лишь бы спастись от вечных мук, подобных тем, что я испытываю сейчас.
— Подобных, а может, и похуже, — уточнил я. — Ладно, поглядим, что тут можно сделать... Что у тебя за боль?
— Раздирает меня, просто раздирает! — И старуха указала на живот. — Вот здесь.
— Боль не жгучая, не как уголь раскаленный жжет?
— Нет! Будто кто ест меня изнутри, кусает острыми зубищами!
Ясно. Не аппендицит. Зато похоже на рак брюшной полости. А лет бабке немало.
Я нахмурился и присел на корточки. Интересно, можно ли волшебством вылечить рак?
Тут я вспомнил, что эту болезнь назвали «раком» именно потому, что больным казалось, будто какой-то рак острыми клешнями раздирает их изнутри.
Ну, и как же одолеть рака, забравшегося в живот? Дело ясное — сделать так, чтобы извлечь его наружу.
— Жильбер, — сказал я. — Подойди-ка сюда с мечом.
— Нет! — взвизгнула ведьма.
— Да не бойся, — успокоил я бабку. — Никаких таких милосердных убийств. Я не собираюсь прервать твою предсмертную агонию и отправить тебя на вечные мучения.
Жильбер подошел, обнажив меч. Вид у него был хмурый.
— Что будет, чародей?
— Рак, — ответил я ему. — Появится здоровенный рак или нечто смахивающее на него. Если появится — прикончи его. Фриссон?
— Да, господин Савл? — дрожащим голосом отозвался поэт.
— Послушай, не мог бы ты изобразить стишок или песенку про то, как кто-то приканчивает рака или краба? Будь так добр.
Я вдохнул поглубже, постарался взять себя в руки — а надо сказать, у меня у самого уже ныло под ложечкой. Несколько мгновений, и Фриссон вручил мне кусок пергамента. Я прочитал нараспев:
Что пристал ты к человеку?
Что расставил клешни, враг?
Убирайся быстро в реку,
Уходи из бабки, рак.
Ничего не произошло. Физиономия у Фриссона вытянулась, как резиновая.
— Я потерпел неудачу?
— Нет, дело не в тебе. — Опять эти законы! — Она сейчас во власти Зла. Наши же заклинания основаны на добре и потому не могут ее затронуть.
Не могут — кроме тех, в которых содержится призыв к покаянию, — в этом я убедился на примере Яги.
Может, снова попробовать то же самое?
— Женщина! Я не могу излечить тебя, если ты не покаешься! Ты должна открыть свою душу для Божией милости, иначе добро не коснется тебя.
На миг старуха замерла, вытянулась в струнку. А потом ее снова скрутила боль. Она застонала, закричала:
— Каюсь! Ой-ей-ей! Пусть я даже сдохну в агонии! Отрекаюсь от Сатаны, от его лжи!
Она крикнула — повелитель всех болей сотряс ее тело — ну, точно, это ей был прощальный подарочек от босса. Но и выдержка была у бабки нешуточная. Как только спазм отступил, она продолжила покаяние:
— Пусть Господь простит мои прегрешения! Отрекаюсь от моего союза с дьяволом!
И опять она закричала... А я тут же принялся читать стихи — те же самые...
Покусал за руку греку?
Ну, и сколько ж можно так?
Что пристал ты к человеку,
Что расставил клешни, враг?
Убирайся быстро в реку,
Уходи из бабки, рак!
Ведьма вскрикнула в последний раз и замолчала. Она тяжело, с присвистом дышала. Казалось, даже воздух в кругу, замкнутом Жильбером, Уныликом, мной и старой ведьмой, стал гуще, потемнел... еще сильнее потемнел...
И вдруг в одно мгновение перед нами возник во всех мельчайших подробностях... рак, фута в три длиной, с клешнями в целый ярд. И рак этот пополз ко мне, целясь клешнями в мое горло.
Я взвизгнул и отпрыгнул назад, а Жильбер возопил:
— Именем святого Монкера! — и, размахнувшись мечом, бросился на рака.
Ему удалось первым же ударом пронзить чудище насквозь, пригвоздить его к полянке. На счастье, Жильберу хватило ума отскочить назад. Раздался свист, от которого могли лопнуть барабанные перепонки. Я закрыл уши руками и повалился на бок. Жильбер закачался и заткнул уши пальцами, а рак щелкал клешнями и вертелся на месте. В конце концов он выдернул из земли лезвие меча и пошел прямиком на сквайра.
