Губы короля нетерпеливо дрогнули.
— Что же, королю дать дворянство всем крестьянам, к примеру?
— Недурная мысль, — отметил я. — А если у него нет такой возможности, пусть хотя бы не мешает им самим облагораживаться.
— Но те, кто недоволен своим низким происхождением, могут стать чиновниками, — не соглашался король. — И сделать карьеру на службе.
— Все это до тех пор, покуда они не станут служить слишком хорошо, — вставил Крысолов. — До тех пор, покуда король не скажет: «От сих и до сих, и не больше».
Но я вернулся к более глобальной проблеме.
— Правительство, состоящее из чиновников, может управляться сильным королем, ваше величество, это верно — но только тогда, когда он исключительно силен. Если же это не так, чиновники найдут способ выскользнуть из его рук и станут править вместо него.
Король хмуро посмотрел на меня.
— Не пойму, как это?
— Чиновники начнут с того, что будут служить правительству, а закончат тем, что станут правительством, — пояснил я. — Таким правительством, которое похоже на единое живое существо со своими интересами, требующими удовлетворения, существо, которому совершенно безразличны нужды людей.
— Это пересуды, — требовательно спросил король, — или ты своими глазами наблюдал столь чудовищное развитие?
— О да, своими глазами, — негромко ответил я. — Это настолько обычное явление в тех краях, откуда я родом, что введено в рамки закона. Тысячи ученых изучают принципы поведения чиновников и их аппарата.
— Что же это за принципы? — нетерпеливо поинтересовался король.
— Они выведены человеком по фамилии Паркинсон, — объяснил я, — и описывают форму правления, называемую «бюрократией».
— Что означает это слово? — нахмурился король.
— «Правление письменных столов». Но беда в том, что любая бумага, любое прошение при такой системе должны проделать путь с одного письменного стола на другой, все выше и выше вверх по иерархической лестнице, пока не доберутся до такого чиновника, который действительно может что-то предпринять.
— Но какой монарх может дать такую волю своим чиновникам?
— Такой, кому работа в тягость, — ответил я и поднял руку, предупреждая протесты короля. — Я знаю, это звучит оскорбительно, ваше величество, но таких правителей было большинство.
— Значит, то были незаконные короли.
Я пожал плечами.
— Наверное. Пусть и незаконные. Но между прочим, у власти держались лет по пятьдесят, а после них правили их сыновья и внуки. Можно сколько угодно разглагольствовать, что они не годились на роль королей, но, кроме них, никого на эту роль не было.
Король-Паук одарил меня гневным взором, но сдержался.
— Да это и не важно, — резюмировал я. — Ведь, как только за дело берутся бюрократы, они выстраивают из своих письменных столов такую пирамиду, что король и переговорить-то не со всяким чиновником может. Вот один из законов Паркинсона — любой чиновник старается нанять людей, которые будут работать на него.
— Но кто же это ему позволит, если эти люди на самом деле ему не нужны?
— Всякий, кто знакомится с положением дел по бумагам, а «бумага» тут — ключевое слово, самое главное. Амбициозный клерк производит на свет все больше и больше бумаг, отражающих каждое его решение. В конце концов он уже не в состоянии писать все эти бумаги самолично — только не надо думать, будто на самом деле в бумагах есть истинная потребность. А когда подобную деятельность развивает каждый бюрократ, очень скоро разводится огромное число чиновников. И королю ничего больше не остается, как только выяснять, кто из чиновников необходим, а кто нет.
— Но это невозможно, — фыркнул Король-Паук, — потому что неосуществимо. Страна попросту ослабнет.
Я осторожно скосил глаза. Жильбер прокашлялся, бросил потаенный взгляд на Анжелику.
Взгляд короля стал суровым.
— Ну, говорите же! Я знаю, что Аллюстрия ослабела — но по этой ли самой причине?
— По этой, — протянул Крысолов. — И в некотором смысле это моя вина. Я выстроил лестницу отчетности: на нижних ступеньках маленькие городки, на самой верхней — королевская канцелярия. При такой системе любое приказание могло быть выполнено на следующий же день. Именно за это Сюэтэ и бросила меня в темницу. А лестницу мою сохранила, чтобы всякий чувствовал ее волю — всегда, в любое мгновение. И все в точности, как сказал чародей, — всякий шериф нанимает бейлифов, каждый бейлиф нанимает надзирателей, а каждый надзиратель...
— Хватит, — процедил Паук. — Я вас понял. Однако по первому слову короля все явятся, не так ли?
— Ага, — сказал Фриссон. — Когда услышат. Когда — это вопрос. Да и то явятся, если пожелают. А вот крестьянина, криком взывающего к монарху, тот не услышит.
— Но как же это? Неужели чиновники посмеют что-то скрыть от своего короля?
— Ну, не то чтобы в открытую, — пояснил я. — Но чем ниже каждый из чиновников стоит на иерархической лестнице, тем меньше у него власти для принятия решений. И каждый размышляет над прошением день-другой, а потом берет, да и передает чиновнику рангом повыше — это в том случае, если проситель ничем не вызвал у него немилости. А если вызвал, то чиновник просто-напросто теряет бумажку с прошением. Этот закон Паркинсон назвал: «Отсрочка — худшая форма отказа».
— А если бы все бумаги доходили до канцлера, — добавил Крысолов, — его стол был бы завален кипами бумаг. Тогда ему пришлось бы решать, какие из бумаг показать королеве, а просмотр каких ее величество сочтет пустой тратой времени...
— Вот-вот, а еще канцлеру пришлось бы решать, при показе каких бумаг правителю он будет иметь бледный вид.
— Если король обнаружит, что канцлер от него скрыл...
— О нет, у него найдется прекрасное оправдание! Он «потерял» бумагу, или она была слишком ничтожной для того, чтобы беспокоить ее величество, или...
— Достаточно! — Паук закрыл глаза, прижал ладонь ко лбу. — Неужели монарх способен так пренебрегать своей властью?
— Нет, ваше величество, но монарх способен мало заботиться о своем народе. Сюэтэ тревожит лишь одно: регулярно ли поступает дань в ее казну и исполняются ли ее королевские указы.
— А канцлер заверяет ее в том, что они выполняются беспрекословно.
Король опустил руку. Глаза его сверкали.
— Но если то, о чем вы говорите, правда, то страна должна быть на грани хаоса. Там должны бесчинствовать разбойники...
— На меня трижды нападали вооруженные шайки, пока я не встретил чародея, — подтвердил Фриссон.
— ...бароны перестанут бояться призывов короля сохранять мир и ополчатся друг против друга...
— И это мы видели, — сказал я. — И делают они это с благословения королевы.
