Глаза кошки мстительно вспыхнули. Она вспрыгнула на циновку и устроилась в самой середине.
— Ну, чего же ты ждешь?
— Осталось только мне самому забраться, — заметил Мэт, уселся на циновку позади Балкис и повторил взлетное заклинание.
Циновка зашевелилась и оторвалась от травы. Балкис инстинктивно развернулась к Мэту, сжалась в комочек между его коленями, вцепилась когтями в его бедра. Она вся дрожала от страха.
— Если тебе нетрудно, убери коготки, — насколько мог, вежливо попросил Мэт.
— Ну уж ладно, если ты так просишь... — Балкис изо всех сил старалась храбриться, однако голосок ее явственно дрожал.
Мэт догадывался: Балкис столько времени прожила в кошачьем обличье, что поведение кошки стало для нее естественным. «Интересно, — подумал Мэт, — а для Балкис-девушки характерно такое поведение или нет?» Подумал и вспомнил о том, что в образе девушки Балкис пока ему являлась редко. Он настолько привык видеть ее кошкой, что вынужден был напомнить себе о том, что ему не стоит ее гладить и обращаться с ней, как с котенком, когда она вдруг превратится в девушку.
Циновка набирала высоту, покачиваемая вечерним ветерком.
Мэт завел новый стишок:
Теперь, мой коврик-самолет,
Взыскуй потоки тепловые!
Пусть будет ровным твой полет
Представь, что ты — в родной стихии!
Сам он не очень-то поверил в то, что от такого, наспех слепленного стишка, проистекут какие-то логичные последствия, однако циновка, похоже, никаких сложностей в понимании не испытывала. Она продолжала расширяющимися кругами набирать высоту. Мэт приписал ее послушание элементам постмодернизма и на том успокоился.
Балкис по мере набора высоты в страхе посматривала вниз, цепко держась коготками за балахон Мэта. Доставалось не только балахону — острые коготки царапали кожу. Мэт стиснул зубы от боли, радуясь тому, что ткань, из которой была сшита его одежда, все-таки достаточно толстая. Он понимал страх кошки и до какой-то степени сам его разделял. Одно дело — лететь в салоне комфортабельного реактивного лайнера и даже — устроившись между зубцами гребня на спине дракона. Но совсем другое — парить над землей, сидя на таком зыбком воздухоплавательном средстве, как драная циновка, не оборудованная даже ремнями безопасности.
Когда Мэт решил, что набрана достаточная высота, он пропел:
Кто там летит направо?
Влево! Влево! Влево!
Юг — это будет вправо,
Север же будет влево!
— Не слишком-то изысканные рифмы, — проворчала Балкис. Дрожь в ее голоске уже слышалась едва заметно.
— Это верно, — согласился Мэт. — Но между прочим, такими рифмами не брезговали весьма выдающиеся поэты. Правда, это их заносило порой не туда...
— А нас куда занесет? — полюбопытствовала Балкис. Циновка уклонилась в сторону от восходящего теплого потока и поплыла по ночному небу.
— Будем лететь, пока спать не захочется, — ответил Мэт. — А потом было бы лучше высмотреть какую-нибудь неприступную горку с плоской вершиной и совершить посадку. Отсидимся там днем, а потом дальше полетим.
— Разумно задумано, — согласилась Балкис и глаза ее сверкнули, выразив неприкрытое обожание — но лишь на миг, а в следующее мгновение на Мэта снова смотрела кошка. Однако Мэту и этого хватило, чтобы растеряться. Кошачья гордость и строгое воспитание пока удерживали Балкис от открытого проявления чувств. Но если она вздумает откровенничать — как же ему вежливо ей отказать?
Нужно было найти себе замену, естественно. Мэт твердо решил, что нужно будет подыскать какую-нибудь привлекательную особу мужского пола, желательно — ровесника Балкис... Вот только кого — мужчину или кота?
* * *
К ночи циновка пролетела над хребтом Гиндукуш. При этом ей нужно было то и дело набирать высоту, и Мэт начал замерзать в своих одеждах, предназначенных для куда более мягких климатических условий. Балкис же только распушила шерстку и чувствовала себя превосходно. Мэт подумал, не превратиться ли ему самому в какого-нибудь зверя, но тут же вспомнил о своих думах насчет симпатичного молодого кота и отказался от этой мысли. Конечно, он мог бы принять обличье, скажем, пекинеса, но перспектива поединка между кошкой и псом на высоте в несколько тысяч футов его совсем не грела. Ну а если превратиться в еще кого-нибудь? Ну, допустим, в молодого оленя или в енота... Однако вспомнив о своем возрасте, Мэт понял, что молодой олень из него получится вряд ли. Скорее из него получился бы олень весьма престарелый и дряхлый. Еще он вспомнил о том, что отношения у кошек с енотами также во все времена складывались далеко не самые теплые. Тяжко вздохнув, Мэт отбросил мысль о зоологических метаморфозах.
Циновка немного снизилась и полетела над Афганистаном.
— А разве мы не собирались приземлиться на ночь? — осведомилась Балкис.
— Что ты так волнуешься? — хмыкнул Мэт. — Ты-то и в темноте видишь.
— Да, но я переживаю из-за того, что ты ничего не видишь в темноте.
— Теперь уже недалеко. Того и гляди должны показаться предгорья Гималаев... Вон они!
Мэт указал вправо.
Балкис посмотрела в ту сторону, куда указывал Мэт. В темноте она действительно видела намного лучше Мэта. Она сообщила:
— И вправду, у той горы плоская вершина и склоны, неприступные даже для серн.
Мэт обратил внимание на то, что Балкис употребила европейское слово «серна», а не местное название этих копытных, и пожалел о том, что возвращение в Центральную Азию не пробудило у Балкис никаких воспоминаний. Но с другой стороны, пока они находились на крайнем юге Центральной Азии, да и мозг Балкис сейчас умещался в маленькой кошачьей головке... Мэт проговорил нараспев:
Жаль, что нет автопилота
У циновки-самолета...
Забираться хватит ввысь!
Нам теперь нужна посадка,
Так что, коврик, плавно, гладко
Прямо на гору садись!
Циновка замедлила полет, снизилась и легко, как перышко, опустилась посередине высокогорного плато.
Балкис спрыгнула, пошатнулась и выпрямилась с видом оскорбленного самолюбия.
— Из-за этих твоих заклинаний я нетвердо стою на ногах!
— Да нет, просто ты успела привыкнуть к тому, что под тобой — непрерывно качающаяся поверхность, — объяснил Мэт, испытывая те же самые ощущения. — Ничего, скоро привыкнешь к тому, что теперь под тобой — незыблемая почва.
Балкис на пробу сделала несколько шажков и решила, что это у нее получается вполне сносно.
— Ну, тогда пойду поохочусь, — заявила она и решительно зашагала прочь.
— Эй, вернись! — окликнул ее Мэт. — Здесь никто не водится — именно поэтому я и выбрал такую гору! Чтобы никто нас не беспокоил!
