— Смысла? А в этом какой смысл? — хмыкнула птица. — Зачем вообще каким-то ничтожным букашкам, вроде вас, существовать? Почему ваш Бог позволяет вам расхаживать по земле и всем своим видом оскорблять таких, как я? Каков смысл вашего существования?
— Существование — это то, во что мы его превращаем, — возразил Мэт. — Рай, нирвана, нескончаемый мир и всепоглощающий экстаз радости, глубочайшая и непрестанная благосклонность добрых духов — называй как хочешь, но наши души могут расти и развиваться, пока не достигнут этого состояния, при том что мы обладаем свободой выбора.
— Но жрец в синих одеждах сказал, что победит Ариман!
— Лишь на время, — заверил птицу Мэт. — Даже в том случае, если он победит, Ахурамазда тут же начнет заново воевать с ним. По крайней мере якобы ради этого Арьясп и развивает такую бурную деятельность.
— А он мне такого не говорил!
— Ну я же сказал, что он тебе все наврал.
На этот раз Рух умолкла на несколько минут. Балкис немного успокоилась, но продолжала цепко держаться когтями за циновку. У Мэта было примерно такое же настроение. Ему казалось, что у него над головой на тоненькой ниточке висит дамоклов меч. К несчастью, на самом деле на ниточке висел он сам и в любую секунду мог упасть. Он сильно подозревал, что Рух может разжать когти, оставив циновку при себе, и потому усиленно размышлял над тем, успеет ли прочитать какой-нибудь спасательный стишок до того, как ударится о камни.
— А как ты можешь доказать, что жрец в синих одеяниях солгал? — наконец вопросила птица.
— К примеру, насчет ветра, — мгновенно нашелся Мэт. — Будь мы врагами ветра, разве мы бы воспользовались его услугами?
— В этом есть доля истины, — согласилась Рух. — Но если ты не враг всех стихий, назови мне их и скажи, для чего они нужны!
Мэт порадовался тому, что прошел выучку у дастура.
— Земля, небо, ветер, вода и огонь! Земля все терпит, небо дарует жизнь, вода омывает, ветер дарует дыхание, огонь очищает!
— Неплохо, — откликнулась птица Рух. — Я верю тебе — жрец в синих одеждах лгал. Вы будете жить.
Мэт облегченно вздохнул и расслабился, изумленный тем, что ему удалось настолько легко убедить громадное пернатое чудище. Любой первокурсник в его доказательствах усмотрел бы не одну промашку. Но конечно, он свято верил в то, о чем говорил, а в этом мире это многое значило — вот только сам он не был уверен в том, что его доводы звучали убедительно. Он нисколько не сомневался в том, что, мороча голову птице Рух, Арьясп привел тысячи доказательств в свою поддержку, и наверняка эти доказательства звучали основательно: даже за те несколько минут, в течение которых Мэт лицезрел Арьяспа, он успел убедиться в том, что тот обладает колоссальной харизмой — как все фанатики.
Но Арьяспа здесь сейчас не было, а Мэт был. Харизматическим лидерам непременно нужно было всюду присутствовать лично, дабы их чары воистину действовали. Расстояние во все времена ослабляло их влияние — тогда у людей возникала возможность обрести здравый смысл. Вот почему диктаторам и религиозным демагогам всегда были так нужны многолюдные сборища и услуги средств массовой информации.
— Я помогу тебе в борьбе с этим лжецом, — пообещала птица Рух, вложив в свои слова весь вес принятого решения. — Куда отнести тебя и твою кошку?
— Уговори ее отпустить нас, чтобы мы полетели дальше на циновке! — взмолилась Балкис.
Мэт впервые за время полета в когтях птицы Рух посмотрел вниз. Вершины Гиндукуша остались далеко позади, внизу на немыслимой скорости проносилась равнина с отдельно стоящими деревьями и извилистой лентой реки.
— Птица летит намного быстрее нашего коврика, — возразил Мэт. — Покуда она на нашей стороне, мы могли бы этим воспользоваться.
Никогда прежде Мэт не слышал, чтобы кошки стонали.
— Не знаешь ли ты, где находится Самарканд? — спросил Мэт у птицы Рух.
— Это там, где много-много гнезд и где останавливаются караваны? — уточнила птица и не слишком одобрительно добавила:
— Знаю, как не знать. Из-за тамошних высоких крыш трудновато нападать на верблюдов.
Мэт живо представил себе картину того, как на несчастный караван с небес камнем падает огромная птица и хватает в каждую лапищу по верблюду, а затем удаляется в пустыню, чтобы там сожрать их вместе с поклажей. Вряд ли кишечник птицы Рух так уж легко переваривал, скажем, шелк, но специи наверняка немало способствовали ее пищеварению.
— Да-да, отнеси нас туда, — поспешно отозвался Мэт. — Хотелось бы полюбопытствовать, захватил ли гур-хан этот город или еще нет.
— Что за гур... кан такой? — осведомилась Рух.
— Самый главный полководец Арьяспа, — ответил Мэт. — Он возглавляет орды, которые ради него покоряют целые народы — Арьясп приносит их в жертву своему божеству.
— А Арьясп говорил мне, будто бы двуногие идут за ним из-за того, что он глаголет истину!
— Скорее из-за того, что воины хана их подгоняют мечами, копьями и стрелами, — мрачно проговорил Мэт. — Уж это мы могли бы доказать тебе без труда. Пролети над Самаркандом, и если увидишь, что город окружен войском или по нему разгуливают варвары, сама поймешь, что я прав.
— А если я не увижу ни того ни другого?
— Тогда мы опустимся и предупредим горожан, и если ты все еще будешь сомневаться в справедливости моих утверждений, мы могли бы затем слетать на восток, к Багдаду, Дамаску и Иерусалиму, чтобы ты наконец увидела орды варваров, затмевающие равнины. Не веришь — слетай сама да посмотри.
— Я тебе верю, — прогрохотала птица. — Иначе я не согласилась бы отнести тебя в Самарканд.
Она резко пошла на снижение, и Балкис еще крепче вцепилась коготками в циновку. Мэт улыбнулся ей, собрался было сказать что-нибудь подбадривающее, но, заметив выражение мордочки кошки, посочувствовал ей:
— Что случилось?
— Это название... Самарканд! — прошептала Балкис. — Я слыхала его раньше, это точно!
Мэт не мигая смотрел на нее, мысленно перебирая все, что могло из этого следовать. Рассортировав в уме варианты, он сказал:
— Может быть, тот караван, с которым ты добралась до России, шел более долгим путем, чем мы с тобой думали.
«А может быть, — подумал он, — малышка Балкис слышала, как люди, окружавшие ее, говорили о чем-то еще, кроме как о том, что пора поесть или поспать».
* * *
Химена и Рамон прогуливались по крепостной стене, время от времени останавливаясь и обмениваясь парой фраз с часовыми. Завершив обход, они остановились, чтобы бросить взгляд на раскинувшийся внизу город — пеструю мешанину черепичных, сланцевых и соломенных крыш, тянувшихся до самой реки, что втекала под городскую стену, преодолевала путь в полмили мимо пристаней и лестниц и снова ныряла под стену. За стеной простирались золотистые и зеленые поля. Их рисунок образовывал нечто вроде безумной «шотландки», наброшенной на долину, тянувшуюся до далеких холмов, кольцом обнимавших Бордестанскую равнину.
