За спиной у Хиро из главного здания на открытое пространство вышло двое праймусов. Командир Элиас, к моему огорчению, предупредил о своем визите, а вот его спутник меня удивил.
– Что подрастающее поколение брахионов забыло в моем доме? – спросил я вместо приветствия. – Что, Танатос не отважился встретиться со мной лицом к лицу?
С тех пор как я вручил Верховному Совету флакон с украденной душой, страшный бог смерти мудро меня избегал.
– Нас прислал наш отец, – так же без приветствия откликнулся Элиас. – Люциан – мой брат.
– Вот это да, – пробормотал я, выгибая бровь. – А Немидес размножается как кролик.
И, по всей вероятности, так и продолжится, пока все важные позиции в Лиге не займут его сыновья.
– Мы здесь не для того, чтобы ты поупражнялся в насмешках.
Посмотрите-ка на него, малыш Люциан умел разговаривать.
– В самом деле? Но ведь это основное требование, если вы хотите попасть на мой остров. В следующий раз лучше заранее поинтересуйся, к кому заявляешься гостем без приглашения. – Так как мое терпение подходило к концу, я снова перевел взгляд на Элиаса и придал своему голосу оттенок предупреждения. У меня нет настроения бестолково переругиваться с отпрысками Немидеса. – Чего хочет от меня ваш драгоценный родитель?
– Янус взят под стражу.
Я оттолкнулся от перил. Вот теперь они завоевали все мое внимание.
– Он мертв?
– Нет, – ответил за брата Люциан. – Я передал его Верховному Совету. Мне показалось, что убить его будет слишком милосердно.
Я с новым интересом взглянул на этого парня с вьющимися волосами. Ему не больше двух столетий. Примечательно, что он смог схватить Януса – насколько бы тот еще ни был ослаблен проклятием крови. Значит, Люциан. Я запомнил это имя под ярлыком «Когда-нибудь-в-будущем-может-доставить-серьезные-проблемы» и опять вернулся к по-настоящему важным проблемам.
– Я хочу поговорить с Янусом.
Не совсем поговорить. Он будет умолять меня позволить ему сказать мне, где кинжал.
– Не думаю, что мой отец…
– Ты меня не понял! – ледяным тоном перебил я Элиаса. – Это не просьба.
Впрочем, командира оказалось не так-то просто запугать, как я рассчитывал. Он подхватил мой грубый тон и ответил:
– Ты сейчас в немилости у Верховного Совета. Ты сжег Рим!
Я недовольно закатил глаза.
– Так пусть просто скажут, что на город обрушился гнев богов. Не в первый же раз. Или спихнут все на Нерона. Насколько мне известно, они и так планировали избавиться от императора-марионетки Януса.
– Это никак не меняет того, что ты…
– Я предоставил Верховному Совету доказательства, чтобы осудить Януса! – пол задрожал. Остров был связан с моей силой и чрезвычайно чувствительно реагировал, когда меня кто-то злил. – Если они не хотят, чтобы вся Лига узнала, что члены Совета приняли в свои ряды сумасшедшего преступника, то лучше им исполнить мое желание.
И у Элиаса, и у Люциана почернели глаза, стоило им уловить угрозу. Даже вдвоем им не по силам со мной справиться – тем более на моем острове.
Похоже, из них двоих командир оказался более предусмотрительным, потому что несколько напряженных мгновений спустя он вздохнул:
– Я посмотрю, что можно сделать.
Большего я ожидать не мог. В конце концов, решение зависело не от него. Великодушно склонив голову, я втянул свою силу обратно. Потом взглянул на Люциана. Юный брахион встал в боевую стойку. Рука легла на рукоять ациама.
– Лучше не трогай клинок, молокосос, – небрежно предостерег его я. – В итоге сам же и поранишься.
С этими словами я отвернулся, представив Элиасу возможность самому приструнить вспыльчивого брата. Затем взял яблоко из вазы с фруктами и устроился на одном из лежаков. Гостям ничего не предложил – ни присесть, ни перекусить. Недвусмысленный намек: их дальнейшее присутствие нежелательно.
Они игнорировали этот намек на протяжении половины яблока. Я смерил их свирепым взглядом.
– Еще что-нибудь?
Они мне мешали.
– Для того, кто получил все, что хотел, у тебя не особенно приподнятое настроение, – примирительным тоном произнес Элиас, обводя элегантным жестом просторную виллу и великолепный вид.
Я снова впился зубами в яблоко и, жуя, мрачно уставился на него. Пусть засунет свою дипломатию себе в одно место. Если есть что сказать – говори, а не пытайся сперва задобрить меня цветастыми речами.
Элиас понял и поджал губы.
– Из-за случившегося освободилось одно место в Совете, и отец подумал…
– Не интересует.
Командир медленно кивнул. Он был достаточно умен, чтобы не пробовать второй раз, и дал своему брату знак, что пора уходить.
Ну, наконец-то.
Однако перед дверью Элиас опять оглянулся:
– А что стало с рабыней, на которую вы поспорили?
Равнодушно пожав плечами, я устремил взор на море:
– Погибла в пожаре.
Возможно, из-за выражения моего лица братья отказались от дальнейших расспросов. А возможно, из-за собственных угрызений совести. Меня это не волновало, главное, чтобы они поскорее убрались отсюда.
– Я дам тебе знать, какое решение примет отец, – сказал Элиас.
– Хорошо.
После этого я остался один. Я, синее море и вкус сладкого яблока у меня на языке. Воспоминания испытывали мое самообладание на прочность. Сияющие глаза. Нежные поцелуи. Мягкие губы. Самая красивая улыбка в мире.
Я раздраженно бросил недоеденное яблоко обратно в вазу и сделал то, что делал всякий раз, когда вновь испытывал искушение что-нибудь спалить. Пошел в подземелье.
На самом деле древние своды предназначались для почетных гостей, которые заслуживали особого к себе отношения. Время от времени я изливал на них свой гнев и разочарование. Моим нынешним фаворитом стал Сотириос. Я часто навещал его и проявлял к нему особую заботу, ведь я же обещал, что заставлю его проглотить его любимое золото – а я выполнял свои обещания. Но сегодня мне не до него. Я пересек темницу, не обращая внимания на вопящих заключенных, и открыл самую защищенную дверь на всем острове.
Меня приветствовало небольшое, но светлое помещение. Магия имитировала солнечный свет. Тут были простой стол, пальма и море синих цветущих растений. Я распорядился выкопать их из своих садов и перенести в подвал. Если уж они и должны напоминать мне об истории Кассии про овдовевшего торговца цветами, то пусть делают это здесь. Здесь, где у меня появлялось ощущение, что я рядом с ней.
– Мне уйти? – тихо спросила Грим. Она сидела за столом, погрузившись в какие-то свитки пергамента.
