Это английский язык, но любому необразованному англичанину – что XVIII века, что современному – потребуется перевод. В этом, собственно, и был смысл. Это не был естественный язык, принадлежавший какой-либо этнической группе. Этот язык нужно было учить – учить всем, кто мог позволить себе соответствующее образование. Именно по этой причине такой язык идеально подходил для того, чтобы стать общим для новой элиты Великобритании. Мелкому дворянству, лэрдам и вождям кланов новой Британии предлагалось нечто совершенно иное, чем основанный на Библии английский национализм эпохи Кромвеля. Их звали в новое удивительное королевство, где немецкие короли сами едва говорили по-английски, где официальным языком был сознательно искусственный, наполовину офранцуженный английский и где подлинная культура выражалась в камне.
Бювет в Бате. Греческая надпись означает «Вода превыше всего». Фотография автора
От Дувра до Донегола, от Труро до Инвернесса по строгим, новейшим, заимствованным правилам строились новые дома, заявлявшие, что их владельцы принадлежат не к определенной нации, но к общеевропейской элите. Фермеры-йомены и сельские священники строили в каждой деревне такие же, но поменьше. Много лет назад Англия была объединена нормандскими королями. Тогда элита говорила на французском языке и строила по всей стране castles – замки. Теперь Британские острова были объединены немецкими королями, а элита говорила на французском, латинском и древнегреческом и строила классические особняки по всем островам. Любой, кто хотел стать кем-то, должен был также иметь особняк классических пропорций в столице империи Лондоне и дом для отдыха в специально построенном в классическом стиле Бате.
Поражение английского крестьянства
Все это казалось английским простолюдинам китайской грамотой. В новой империи они чувствовали себя так же потерянно, как шотландские горцы, валлийское население Уэльса или гэльские крестьяне Ирландии. Длинная ползучая волна огораживаний наконец подходила к своему логическому завершению. Крестьяне, конечно, оспаривали огораживания в судах, но реальных шансов у них не было. Да, в 1731 г. парламент постановил, что «все [судебные] разбирательства должны вестись только на английском языке и наречии, а не на латинском или французском», но юридический английский до сих пор был полон французских и латинских выражений и слов. Кроме того, кто из крестьян мог позволить себе юриста? А если английский крестьянин по-прежнему пытался обходиться с некогда общинной землей или лесом как с общей собственностью, он подлежал наказанию по Черному акту 1723 г., который превратил ряд традиционных буйных сельских развлечений – браконьерство, грабеж садов и тому подобное – из обычных проступков в преступления, которые карались смертной казнью.
То, что современные англичане воспевают в качестве традиционной английской деревни, – прекрасные георгианские особняки посреди живых изгородей – появилось в результате оптового заимствования иностранной архитектуры и разрушения, порой принудительного, действительно традиционного английского сельского уклада. Английским селянам позднейших эпох оставалось лишь оплакивать свою участь.
To cheat plain honesty by force of might
Thus came enclosure – ruin was her guide…
And workhouse prisons raised upon the site.
Так обманули вы простых честных людей,
Так изгороди поднялись среди полей,
Работные дома сменили земли прежних дней.
Джон Клэйр, ок. 1820 г.
«Луг Уоркуорт был общим для жителей трех соседних деревень… Когда они осуществили свою угрозу атаковать новые ограждения, их встретил конный отряд джентльменов во главе с местным судьей, который въехал в их ряды и “разрушил их порядки”».
Дж. М. Нисон, «Прошлое и будущее» (Past & Present)
«Я не питаю особенного пристрастия к крестьянству, но факт остается фактом: во многих других странах они могут жить в своем особом мире, с собственными обычаями, манерами, одеждой, едой, питьем, песнями и танцами. В Англии же они все потеряли и так и не смогли заменить свои традиции чем-то иным».
Джон Бойнтон Пристли, «Англичане» (The English)
Поскольку огораживания значительно увеличили доходы от сельского хозяйства в стране, не следовало ли считать, что так лучше для всех, как полагали философ Дэвид Юм и экономист Адам Смит? Не совсем, отвечали радикалы Том Пейн и Ричард Прайс (а также консерваторы, которых беспокоило исчезновение зажиточного крестьянства): как то, что очевидно вредит большинству жителей Великобритании, может пойти на пользу самой Великобритании? Современные дебаты вокруг теории «просачивания сверху вниз» экономических благ берут свое начало в дискуссиях об огораживаниях.
Мощный гибрид
Элита объединилась, а крестьянство было сломлено, и новая Великобритания была готова к завоеванию мира. Англо-голландско-габсбургский союз одержал великие победы над Францией при Бленхейме
[30] (1704), при Рамильи (1708), при Ауденарде (1708) и, наконец, при Мальплаке (1709) и отбросил Людовика XIV назад за «Барьерные крепости», в том числе Ипр и Монс, которые заслужат худую славу у британских солдат два века спустя.
Переломный момент произошел в 1743–1744 гг. Во время Войны за австрийское наследство король Георг II, говоривший на ломаном английском, лично возглавил Прагматическую армию в битве при Деттингене (1743) и одержал неожиданную победу. На следующий год Джордж Ансон, первый со времен Дрейка англичанин, совершивший кругосветное путешествие
[31], вернулся из Тихого океана – как и Дрейк, с трюмами, доверху набитыми испанским золотом. Британия заплатила своим европейским союзникам всего 200 тысяч фунтов – Ансон же привез домой краденого добра на 500 тысяч фунтов. Расклады были очевидны.
Флот стал любимым чадом парламента. Поскольку на флоте требовались технические навыки, классовые различия там стирались в большей степени, чем где-либо в Европе, что стало еще одной причиной уникальной социальной мобильности Англии. Стирались даже расовые различия: мулат Джон Перкинс по прозвищу Джек Панч родился в бедности на Ямайке где-то в 1750 г., а умер богатым капитаном первого ранга (эквивалент армейского полковника). Флот хорошо спонсировался и комплектовался профессиональными офицерами, мечтавшими сделать карьеру; в 1757 г. адмирала Бинга казнили за недостаточную агрессивность, что, по словам Вольтера, очень «повысило боевой дух» на флоте, славившемся культом безрассудных атак.
