Что хотели британцы от диких американских демократов или от «этого чудовищного архитектурного выкидыша» (как назвал Букингемский дворец журнал Architectural Magazine в январе 1836 г.)? В результате конкурса на сооружение новых зданий было решено, что они должны быть построены в готическом стиле. Идея состояла в отсылке к английской истории – куда-нибудь к XV в.
«Новый и живой стиль, основанный на славных архитектурных традициях нашей страны, предков, должен заменить стиль, чуждый нашей нации и религии».
Гилберт Скотт, «Лекции о возникновении и развитии средневековой архитектуры» (Lectures on the rise and development of medieval architecture), 1851 г.
При молодой королеве Виктории, взошедшей на престол в 1837 г., обновленная неоготическая Великобритания была, вероятно, самой богатой и стабильной страной в Европе, что позволило ей оказывать значительное влияние на весь мир.
Новый парламент, строительство которого было начато в 1840 г. Фотография автора
Британские мыслители выступили с совершенно новой Большой Идеей, введя религию мощного, неостановимого Прогресса. Вскоре британский образ мыслей был усвоен всеми – при необходимости с помощью королевского флота и армии. Присоединялись новые земли; древним культурам оставалось лишь покоряться и меняться.
Слева: Тринити-колледж, Торонто (© jonrobb / 2011 Creative Commons). Справа: церковь Христа, Симла, Индия (© Arne Hueckelheim / 201 °Creative Commons)
«Да будет так. Сжигание вдов – ваш обычай; готовьте погребальный костер. Но у моего народа тоже есть обычай. Если мужчины сжигают женщин заживо, мы вешаем их».
Генерал сэр Чарльз Джеймс Нэпьер о практике сати в Индии, 1843 г.
Небольшие неприятности, подобные уничтожению целой армии в Афганистане в 1842 г., не препятствовали общему направлению.
Непрерывный рост империи приводил к тому, что в ее метрополии обеспечивался такой уровень жизни и политических свобод, с которым не могло сравниться ни одно европейское государство. Когда Ирландия оказалась частью Соединенного Королевства, свобода перемещения по Британским островам стала полной.
«Полагают, что до настоящего времени таким образом переселилось более одного миллиона… пищу их составляет картофель и только картофель; всё, что они зарабатывают сверх того, они тотчас же пропивают. Нужна ли таким людям высокая заработная плата?»
[34]
Фридрих Энгельс, «Положение рабочего класса в Англии», 1845 г.
В Соединенном Королевстве не было пограничного контроля и тайной полиции; другие европейцы, спасаясь от бедности или угнетения, тоже хлынули в Британию. Неуязвимая в военном отношении империя процветания и прогресса – мир никогда не видел ничего подобного со времен великого Рима, и это во многом повлияло на мысли людей того времени. Философия Карла Маркса, разработанная в то время в Англии, представляет собой крайнюю версию либерализма времен расцвета Викторианской эпохи; факт существования общемировой Британской империи породил идею общемировой социалистической революции.
Последний вызов Лондону
В самом сердце империи, однако, оставалась проблема: старинное разделение внутри самой Англии. Промышленная революция поначалу способствовала изменению баланса сил в Англии в пользу большего равновесия, но к 1840-м гг. Север вновь стал чувствовать себя почти что другой страной, хотя и по иным причинам: не отсталые сельские земли, но центр ультрасовременных технологий, со всем добрым и дурным, что они несли.
Самая высокая посещаемость англиканских церквей в 1851 г. Сильно коррелировала с расположением римских вилл в 300 г.
Север, некогда оплот католичества, ныне проявлял свое несогласие с доктриной англиканской церкви, принимая нонконформистский вариант христианства и политический либерализм (политика и религия в викторианской Англии были взаимосвязаны не меньше, чем на современном Ближнем Востоке). У элиты северян была собственная ветвь религии, собственные академии нонконформистов-диссентеров, где преподавались современные, практического плана дисциплины, существовали свои династии промышленников, роднившиеся друг с другом. У них была даже собственная экономическая теория. То, что мы сейчас называем глобализмом, – символ веры, состоявший в беспошлинной международной торговле, – в то время именовалось манчестеризмом.
«В Британии, по сути, существовало два средних класса: крупнейший и богатейший, занимающийся коммерцией и финансами в Лондоне и окружающих его графствах, и второй, занятый промышленностью и производством на Севере».
Рон Мартин, «Политическая экономика разрыва между Севером и Югом Британии» (The Political Economy of Britain’s North-South Divide)
Что же до бедняков с Севера, то они, как и лондонские бедняки, жили в таких ужасных условиях городской нищеты, что буквально теряли в росте.
«Жители, родившиеся в [британских] городах, были ниже ростом, чем сельские… в основном уменьшение среднего роста населения пришлось на городские регионы в 1820–1860 гг.».
Steckel / Flouds, U. Chicago Press, 1997 г.
Противоречия в Англии были настолько очевидны, что Маркс и Энгельс, жившие в то время в Лондоне, были убеждены в том, что классовая война экономически неизбежна: исследования Энгельсом жизни в Манчестере в 1840-х гг. привели его к выводу о том, что «рабочий класс постепенно превратился в совершенно отдельную от английской буржуазии расу». Но конфликты видели повсюду не только профессиональные революционеры. «Вопрос о положении дел в Англии» обсуждался на всех уровнях. Будущий премьер-министр Бенджамин Дизраэли в своем популярном романе «Сибилла» (1845) писал, что выходом должно стать объединение «двух наций» Англии: бедных и богатых, саксов и нормандцев, Севера и Юга.
Реальность такого разделения стала очевидной в 1848 г. По всей Европе второй год подряд наступил неурожай. Правительства всех стран не смогли справиться с простейшей задачей обеспечить народные массы дешевыми углеводами и столкнулись с революциями. В Англии кризис вновь имел отчетливый характер противостояния Севера и Юга.
