«Возвращение к золотому стандарту в то время подняло экспортные цены до немыслимого уровня. Наступил крах инвестиций и диверсификации, а торговые связи, позволявшие координировать северное производство, вконец ослабели».
«Разделение Севера и Юга» (UK North South Divide), Кембридж, 2015 г.
На Севере резко увеличилась безработица. Теперь экономика Южной Англии и экономика Северной Англии оказались в прямой конфронтации: что было хорошо для одной, было плохо для другой.
Победитель только один
В ходе Всеобщей стачки 1926 г. миллионы членов профсоюза поддержали шахтеров, тщетно пытавшихся сохранить свои заработки. На Юге забастовка быстро сошла на нет, но в шахтерских регионах она тянулась несколько тяжелых месяцев, прежде чем наконец была подавлена.
До Первой мировой войны английская индустрия была завязана на угольных шахтах как на источнике энергии. Затем наступила полная электрификация (в 1925 г. была учреждена Центральная энергетическая компания), появились телефонные линии, так что заводы и фабрики стало можно строить где угодно. Руководители предпочитали открывать новые производства – или, по крайней мере, новые штаб-квартиры – подальше от мрачных индустриальных северных районов и поближе к Сити – общественному, финансовому и международному центру страны.
Слева: Гувер-билдинг, Перивейл, Лондон, 1932 г. Архитекторы – фирма Wallis, Gilbert and Partners, открыто в мае 1933 г. (© Ethan Doyle White / 2018 Creative Commons). Справа: Unilever House, Блэкфрайарс, Лондон. Архитекторы – Джеймс Ломакс Симпсон, Джон Джеймс Бернет, Томас С. Тэйт, открыто в 1933 г. Компания Lever Bros. была одним из крупнейших промышленных концернов в Мерсисайде, однако в 1929 г. ее штаб-квартира переехала в Лондон (© Arild Vagen / 2014 Creative Commons)
Великая депрессия (1929–1935), в ходе которой американский фондовый рынок обрушился и ликвидировал для всего мира доступ к основному источнику заемного капитала, окончательно прикончила Север.
«Мало что поможет преодолеть предубеждение промышленников против обедневших, чуждых им по духу депрессивных регионов… Даже самого предприимчивого бизнесмена они отталкивают».
Министерская комиссия по депрессивным регионам, 1930–1931 гг.
Интермеццо: в игру вступают герои
В 1928 г. в Лондоне состоялась премьера «Певца джаза», и кино заговорило. Это произвело невероятное впечатление на весь мир, но в Англии эффект был особенным: здесь речь актеров не дублировалась. Америка обращалась к обычным англичанам прямо, без посредников, на их собственном языке – и это не было «нормативное произношение». Более того, эти американские голоса рассказывали чисто английские истории. Похоже, что древние английские культурные различия пересекли и Атлантику.
В таких фильмах, как «Робин Гуд», «Мистер Смит едет в Вашингтон», «Касабланка», «Рэмбо» и «Звездный путь», плохие парни американской массовой культуры, будь то коррупционеры у власти, нацисты, злые гении или инопланетяне, всегда говорят на полуфранцузском языке английской элиты. Хорошие же парни говорят на таком языке, понять который были бы шансы даже у дружины Гарольда.
После девятисот лет ощущения себя людьми второго сорта обычные англичане наконец-то вновь обрели мир, где герои говорили на их языке. Неудивительно, что, к ужасу элиты, как правой, так и левой, они сразу приняли американскую культуру.
Север или Юг?
Тем временем в реальной Англии стали открыто говорить о противостоянии Севера и Юга. В 1933 г. популярный автор Джон Бойнтон Пристли совершил свое «Путешествие по Англии». Он обнаружил старую добрую Англию со всем ее обаянием – «соборы, колледжи, Котсуолдс», – но осознал, что она предназначена для туристов. Если же говорить о реальной жизни, то он разделил Англию за пределами Лондона на два региона: старый Север и Мидлендс, насилу держащиеся за жизнь, и новый индустриальный регион к северо-западу от Лондона, чрезвычайно современный.
О Севере и Мидлендс
«Англия XIX века, промышленная Англия угля, железа, стали, шерсти, железных дорог… покрытые сажей мрачные маленькие городки и еще более запачканные сажей и угрюмые крупные города, напоминающие крепости. Эта Англия составляет большую часть Севера и Мидлендс… никакая новая жизнь там не появляется, там не возникает ничего нового».
О новом регионе к северо-западу от Лондона
«Своим рождением, думаю, он на самом деле обязан Америке. Это Англия магистральных и объездных дорог, заправочных станций и заводов, которые выглядят как выставочные центры, гигантских кинотеатров, дансинг-холлов и кафе, бунгало с крошечными гаражами… Здесь все так близко к бесклассовому обществу, как только это возможно в нашей стране. К сожалению, все это имеет вид слегка дешевый».
Дж. Б. Пристли, «Путешествие по Англии» (An English Journey), 1933 г.
Согласно классовым теориям, обитатели этого нового индустриального района в северной части окружающих Лондон графств и на юге Мидлендс – то есть Средней Англии – должны были иметь общие интересы с промышленным Севером. Однако оказалось, что превращение этого района из сельского в индустриально-городской никак не сказалось на разделении Юга и Севера.
Избиратели – мужчины и женщины – столкнулись с выбором из двух совершенно разных политических движений: несокрушимого консервативного блока Южной Англии и альянса Северной Англии с кельтами. Им нужно было решить, с каким из этих движений они больше себя ассоциируют. На современном политическом сленге это называется валентным голосованием.
«Большинство людей… составляют валентные избиратели. Их самые общие мнения о партиях и политиках значат больше, чем их взгляды на конкретные политические методы».
Питер Келлнер, «Опросы показывают, что Джонсон потерял страну – он может никогда ее не вернуть» (Polls show Johnson has lost the country – he may never get it back), The Article, 27 мая 2020 г.
Джордж Оруэлл в этом не сомневался. Когда в 1937 г. он отправился на Север исследовать «Дорогу на Уиган-пирс», ему все казалось знакомым и безопасным, пока он не выехал из Бирмингема.
«По пути на Север глазам, привыкшим к виду Юга или Востока Англии, огромная разница становится заметна только после Бирмингема. В Ковентри ты словно в лондонском Финсбери-парке… Только попав на промышленный Север, осознаешь, что очутился не просто в незнакомой обстановке, но в иной стране… Лабиринты трущоб, тесноту полутемных задних кухонь, где удручающе тоскливый, хилый люд копошится по-тараканьи муторно и монотонно… Ты со своей “культурной” речью на севере воспринимаешься скорее чужеземцем, нежели заезжим барином…»
[46]
