Куда бы я в доме ни пошла, его гудение всюду преследует меня. Кажется, оно ширится, нарастает, стремясь вылиться в крещендо, но полной силы звука так и не достигает. У меня ноет голова. Тупая боль распространяется, как опухоль. Как грозовые тучи.
Влагопоглотитель должен работать всю ночь. И никто, ни при каких обстоятельствах, не вправе входить в подвал. Рабочий, заливший цемент, на этот счет был категоричен. На двери в подвал я повесила бумажную табличку с надписью большими красными буквами: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
Чарли и Дэниэл разожгли в саду большой костер, но он превращался в неконтролируемое пламя. Огненные языки, яркие и высокие, рвались в сторону заборов, по направлению ветра. Я переживала, что огонь перекинется на соседские сады.
Кое-кого из соседей я пригласила на прием — просто попыталась смягчить удар, подозревая, что наше веселье обернется для них шумным неприятным вечером. К моему великому облегчению, семья, занимающая дом слева от нас, сказала, что они на выходные едут кататься на лыжах. Но Артур и Матильда — пожилая бездетная чета, живущая справа от нас, — обрадовались приглашению.
Они пришли рано. Оба обаятельно улыбались, были настроены на светское общение. Артур, специалист по архитектуре старинных церквей, был дружен с моим отцом. Он сунул мне в руки бутылку «Мюскаде», наверное, очень хорошего. Матильда, учитель музыки на пенсии, принесла блюдо домашнего маринованного лосося с веточками укропа и ломтиками лимона. Когда она снимала с него упаковочную пленку, я, к своему ужасу, заметила, что она, собираясь к нам в гости, сделала маникюр и нарядно уложила свои серебристые волосы.
Я всячески старалась занимать их обоих беседой, но не сильно в том преуспела. Я плохо разбираюсь в музыке, мало что знаю о мариновании рыбы и архитектуре британских церквей, а Матильда неизменно отвечала мне непонимающим взглядом, если я заводила разговор о своей беременности. Я то и дело озиралась по сторонам, надеясь подыскать им достойных собеседников, но не увидела ни одного подходящего кандидата. Дэниэл и Чарли занимались фейерверками, Кэти еще не появилась. Зато дом наполняли странные возбужденные люди, которые мне не были знакомы. Никто из них даже отдаленно не был заинтересован в том, чтобы пообщаться с нами или отведать Матильдин лосось домашнего приготовления, до сих пор лежавший на буфете почти нетронутым.
Не прошло и часа после прихода Артура и Матильды, как они уже, судя по их лицам, мысленно придумывали план побега. Я морщилась, наблюдая, как гости один за другим шныряли мимо нас. Артур был вынужден постоянно уворачиваться с чьего-либо пути, Матильда прижималась к дверце кухонного шкафа. Теперь из-за нарастающего шума в саду все труднее становилось вести беседу. Артур бросал нервный взгляд за мое плечо каждый раз, когда раздавались звон разбившегося стекла, треск костра или речитатив рэпа. Какой-то тип в пурпурной одежде и кроссовках с огромным динамиком в руках натолкнулся на Матильду, та отлетела к буфету.
— Она ведь недавно перенесла операцию на бедре, — пробормотал ошарашенный Артур. Тут я поняла, что все потеряно.
Вскоре после этого они вдвоем вежливо откланялись. Сослались на усталость, объяснив, с грустными улыбками на лицах, что уже слишком стары для вечеринок. Торопливо обматываясь шарфами и надевая перчатки, они снова и снова повторяли, что чудесно провели время, и так сердечно благодарили меня за приглашение, что мне хотелось плакать. Помогая им облачиться в пальто, я многократно извинялась за инцидент с буфетом, говорила, что было бы чудесно снова с ними пообщаться, хотя трудно было вообразить повод для новой встречи после такого приема. Они ушли. Артур уносил блюдо с почти нетронутым лососем. Матильда ковыляла, держась за поручни. Закрывая за ними дверь, я с ужасом представляла, что они наговорят о нас по пути домой.
Вскоре после их ухода я почувствовала себя странно. Я иду в сад, надеясь, что на свежем воздухе мне станет лучше. Газон усеян гниющими грушами, окурками, использованными петардами ярмарочных цветов, сплющенными банками из-под напитков. Я закрываю глаза. В воздухе витают запахи пороха и гнили. Непонятно, почему от костра так много черного дыма.
Веки тяжелеют, хоть спички в глаза вставляй. А потом и зрение ухудшается, будто я смотрю на все сквозь темные очки. Может, это дым на меня так действует? Рукавом джемпера я тру глаза.
Возвращаюсь в дом, думая, что в помещении зрение восстановится. Но там так же туманно, как и на улице. Может быть, гости курят в доме? Невзирая на мои просьбы, Чарли приволок два высоких черных динамика и подключил их в розетку вместо маминого торшера. Идя мимо, я наклоняюсь и влажным бумажным полотенцем вытираю обрызганную вином стену. Бритоголовый парень, что сидит за аппаратурой, поднимает на меня глаза. На голове у него наушники. Один закрывает ухо, второй просто висит. Чарли, я видела, тоже так носит наушники. Парень кивает мне и снова закрывает глаза.
В доме гремят басы, от которых дребезжат стекла в шкафах. Мгновения затишья заполняют щелчки и жужжание влагопоглотителя. В комнату, пританцовывая, вплывает Чарли. Веки его приспущены, он кивает в такт музыке.
— Чарли, кто все эти люди? — шиплю я.
— Приятели, — пожимает он плечами.
— Вообще-то, ты мог бы подойти и поговорить с Матильдой и Артуром.
— С кем?
— Это наши соседи, — сердито отвечаю я. — Они живут тут сто лет, папа с ними дружил. Они всегда бросали тебе твой мяч, когда ты его пулял к ним во двор. — Чарли недоуменно смотрит на меня. — Они спрашивали про тебя. Это элементарная невоспитанность.
— Прости, я даже не знал, что они здесь, — Чарли явно сбит с толку. Я потираю лоб. Голову раздирает пульсирующая боль. Чарли улыбается, пытается поймать мой взгляд.
— Вот честно, ну что ты так переживаешь, Хелен? Все ведь хорошо.
Искоса я с опаской посматриваю на него. Неужели взялся за старое? Отмечаю, что он, как обычно, выглядит немного неряшливо, ему не мешало бы постричься. Я отвожу глаза. Порой на Чарли даже смотреть больно. Его лицо — копия маминого: ее широкая улыбка, ее светло-карие глаза.
— Кэти уже пришла?
Чарли снова пожимает плечами, словно я спросила не про его подружку, а про случайную знакомую.
— Не видел, — отвечает он. — А твоя новая приятельница? Рейчел? Она здесь?
— Понятия не имею. Днем она вышла за сигаретами. С тех пор мне на глаза не попадалась. — Я прищуриваюсь. — А что? Зачем она тебе?
— Да не зачем, — рассеянно произносит Чарли, вытаскивая из-за уха сигарету с марихуаной. — Просто так спросил. А Рори-то придет? А Серена? — интересуется он, похлопывая себя по карманам в поисках зажигалки.
— Чарли, здесь нельзя курить! — не выдерживаю я. — Скажи своим друзьям, что у нас в доме не курят.
— Хелен, расслабься! — смеется он, вновь убирая сигарету за ухо. — Я только проверил, нормальная она или нет!
— Насчет Рори и Серены не знаю, — сердито отвечаю я. — В отличие от тебя Рори разгульных вечеринок не посещает. При всех его других недостатках.
