По электронной почте я рассылаю коллегам сообщение, что иду проверять частную информацию и, если понадоблюсь, чтобы мне звонили на мобильный. Во избежание лишних вопросов незаметно покидаю редакцию. Проходя через стеклянные двери, смотрю на часы. 17:55. Дороги будут запружены. Придется ехать на метро.
Из западной части города в восточную за пять минут не доберешься. Поезд мчится сквозь темноту. Зажатая среди других пассажиров, я смотрю на длинные белые лампы, подобно штрихам расчерчивающие потолок вагона. Все молчат. Слышны лишь вибрация состава, свист воздуха и металла. Мой взгляд прыгает с объявления на объявление. В одном просят сообщать о любых подозрительных действиях. На станции «Оксфорд-Серкус» в вагон вваливается очередная толпа пассажиров. Волосы у всех мокрые, верхняя одежда забрызгана дождем, с зонтов капает. На полу образуются лужи.
По указанному адресу находится многоэтажный жилой дом башенного типа — один из немногих, что остались в этой части города. После пожара в Гренфелле мы провели тщательное расследование, пытаясь выяснить, сколько еще подобных зданий с пожароопасной облицовкой являются смертельными ловушками и рискуют превратиться в преисподнюю. Но и потом мысли о пожаре еще долго не отпускали меня. Я все думала о жильцах, которые оказались запертыми на верхних этажах, словно дикие звери, угодившие в капкан. Этот дом, должно быть, одно из тех пожароопасных зданий, потому что с него уже начали сдирать облицовку. Снаружи он обнесен лесами. Брезент, что прикреплен к ним, полощется на ветру, как драные паруса. Вид у него зловещий.
Внутри подобные дома все одинаковы. Запах мочи в лифте; парни на лестничных площадках, пожирающие тебя взглядами; кроваво-красные граффити на облупливающихся серых стенах; вонючие переполненные мусорные баки. Медленно поднимаясь в лифте на четырнадцатый этаж, я думаю о том, что здешние жильцы, вероятно, испугались за себя, когда произошла трагедия в Гренфелле. Ведь наверняка они читали о том, что окна на верхних этажах открываются всего на дюйм. И как семьи, сгрудившись возле них, по очереди дышали в щелочку. Все остальное поглотила удушающая сдавливающая чернота. В этих квартирах окна такие же. Уже не в первый раз я с радостью отмечаю, как мне повезло, что у меня есть собственная однокомнатная квартирка в Дартмут-парке, что я избавлена от необходимости отдавать за съемное жилье почти весь свой заработок, как многие выпускники университетов. Они платят сотни фунтов в месяц за зачуханную квартиру вроде тех, что находятся в этом доме. За квартиру, где окна открываются всего на дюйм.
Я стучу в дверь. Звук глухой. Слышу, кто-то в тапочках приближается к двери. Она отворяется.
— Привет, — здороваюсь я. — Меня зовут Кэти. Я — подруга Рейчел.
Мы, конечно, с ней не подруги, но должна же я как-то объяснить свой приход.
Девушка, что вышла на мой стук, смотрит на меня. На ней дешевое повседневное платье из синтетики, черные колготки и пушистые розовые тапочки. Зачесанные назад волосы открывают большой лоб.
— Джейн, — со вздохом представляется она. — Входите.
Хелен
Спустя несколько дней нас снова навещают следователи, уже другие. Вечер выдался студеный. Мы с Дэниэлом отправились в кино. Возвращаясь, видим, что они ждут нас в автомобиле, припаркованном прямо у нашего крыльца.
Женщина — высокая, внешность у нее мальчишеская, подбородок утопает в теплом шарфе, упрятанном под дутую куртку.
— Старший инспектор Бетски, — представляется она, вместе со словами выпуская изо рта облачка пара. — А это инспектор Хьюз. — На его модной бородке оседает снег
Дэниэл отпирает входную дверь и, убрав с пути полицейских детскую коляску, жестом приглашает их войти в дом. Те тщательно вытирают ноги. Черная жижа с их подошв сливается на полу в лужицы. Мы ведем их в кухню. Я предлагаю им снять верхнюю одежду. Они оба отказываются. На этот раз я решаю не заморачиваться с кофе.
— Очевидно, вы по поводу Рейчел, — высказываю я предположение. — Есть какие-то новости?
— Боюсь, что нет, миссис Торп, — отвечает старший инспектор Бетски, глядя на меня. — Рейчел до сих пор не объявилась.
— Мне жаль это слышать, — говорю я. — Я пыталась связаться по телефону с вашими коллегами — с теми, что приходили прежде. — Полицейские переглядываются. — Хотела узнать, нашли ее или нет.
— Следователи, с которыми вы общались прежде, служат в Гринвичском департаменте уголовной полиции, — произносит Бетски, чеканя каждое слово. — Теперь дело передано в отдел по особо тяжким преступлениям. Отныне им будем заниматься мы.
Пауза. Затем инспектор Хьюз прокашливается.
— С вашего позволения, мы хотели бы осмотреть ее комнату.
— Ее комнату?
— Комнату, в которой жила Рейчел до ее исчезновения. Может быть, там есть какие-то вещи, которые помогут нам в расследовании.
Мы с Дэниэлом переглядываемся.
— Вообще-то, мы ее только что перекрасили, — говорит мой муж.
Полицейские смотрят на нас.
— Вы перекрасили комнату, в которой она жила, — повторяет инспектор Бетски.
Мне вдруг становится дурно.
— Эту комнату мы планируем обустроить под детскую, для нашего новорожденного малыша, — объясняю я. — Нас не предупреждали… не предупреждали…
— Понятно, — произносит инспектор Хьюз. — И все же, если вы не против…
Дэниэл ведет их к лестнице. Я собираюсь последовать за ними, но старший инспектор Бетски поднимает ладонь, останавливая меня.
— Миссис Торп, прошу вас, сидите, — говорит она, бросив взгляд на мой живот. — В этом нет необходимости. Ваш муж, я уверена, знает дорогу.
Я вижу, что она даже не улыбается, и снова опускаюсь на табурет. В груди появляется жжение. Я чуть наклоняюсь вперед, прислушиваюсь к скрипу половиц, к приглушенным голосам полицейских, о чем-то расспрашивающих Дэниэла. Они находятся наверху довольно долго. Я беру с буфета журнал, пытаюсь листать его, но не могу сосредоточиться.
Наконец они возвращаются. Первым подает голос инспектор Хьюз:
— Вам придется проехать в отделение. Прямо сейчас, пожалуйста. Мы должны взять у вас показания. У обоих.
Я недоуменно смотрю на него, перевожу взгляд на Дэниэла, снова обращаю глаза на полицейского. Говорю:
— Но мы уже дали показания вашим коллегам… м-м… из Гринвичского…
— Из Гринвичского департамента уголовной полиции, — перебивает меня старший инспектор Бетски. — Да, мы в курсе.
Вид у нее нетерпеливый. Она надевает колпачок на ручку и убирает ее в нагрудный карман своей длинной куртки. Разговаривает она с нами по-другому, более жестко. Почему она не улыбается? Почему мне кажется, что она не нашей стороне?
— Миссис Торп, надеюсь, вы понимаете, что с тех пор прошло уже две недели. Нам бы очень хотелось исключить всякую возможность того, что мисс Вэллс попала в беду.
