– Больше того, Сол. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы тебя спасти.
Несправедливо было задавать Вальтеру такие вопросы. Я понимал, что эта тема – табу, но куда мне было их девать?
Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы тебя спасти.
Я поверил словам Вальтера Мюллера. Словам, знакомым звуком отдавшимся в голове. Там снова застрекотала пишущая машинка.
Ты бы все равно остался моим другом?
Больше того, Сол. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы тебя спасти.
А ведь я знал, что он следил за мной, следил, когда я ходил в Британское посольство выпить чашку английского чая и полистать свежие газеты. Каждый раз я видел его через окно – он стоял возле здания и курил. Я знал, что он делает это против воли. Ему ведь и себя тоже нужно было спасти.
Вальтер, казалось, совершенно не смущался своей наготы. Спокойно расхаживал по кухне и варил кофе. Молока в доме не было, и сахара тоже. Зато Вальтер привез с собой кусок мяса и сказал, что приготовит его с картошкой и кислыми яблоками, как только протрезвеет. Может быть, в Лейпциге, если верить Урсуле, молодежь и купалась в фонтанах, но тут было чертовски холодно. Вальтер был старше меня всего на пару лет, но казался куда более зрелым. Занимался хозяйством. Заботился о матери и сестре. Умел готовить, выращивать овощи и перекрывать крышу. Я набросил на плечи одеяло. Вальтер занялся поисками сахара, а попутно снова попросил меня рассказать о моем покойном отце, всеми силами избегая темы спичечного коробка с горсткой его праха.
– Отец воспитывал нас с братом в духе идеалов социализма. Мы обязаны были иметь строгие принципы и никогда не эксплуатировать других с целью обогащения. Он был сторонником интернационализма. Выступал за солидарность трудящихся всего мира. По-моему, он не прочь был бы вычеркнуть меня из семьи.
Меня пробрала дрожь, и я плотнее закутался в одеяло.
– Я у него всегда находился на испытательном сроке.
Вместо ответа Вальтер указал на нитку жемчуга у меня на шее.
– Полагаю, это принадлежало твоей матери?
– Да.
Я рассказал, что после смерти матери попросил отца отдать мне ее ожерелье. Жемчужины впитали тепло ее тела и тем самым будто бы сами стали ее частью. Меня совершенно не смущало то, что жемчуг обычно носят женщины, а не мужчины. Однако, если бы мне пришлось сражаться на войне, меня заставили бы снять ожерелье, соответственно, я всегда выступал за мир во всем мире.
Вальтер рассказал, что его родители в разводе. Отец его – профсоюзный организатор. Они неплохо ладят, но с Урсулой отношения у него теплее, потому что «она мыслит гораздо более позитивно». Еще он попросил меня быть благоразумным и никому не рассказывать о том, как мы проводили время на даче. В университете его ценят как высококвалифицированного специалиста и политически устойчивого сотрудника. И все же, если пройдет слух, что его сексуальная ориентация подрывает устои режима, его могут уволить.
– Я понимаю.
– И возвращаясь к теме похорон твоего отца в нашем саду. Тебе придется обсудить это с моей сестрой. Дача принадлежит ей так же, как и мне.
– Вальтер, я хотел бы снова с тобой увидеться.
– Да?
– Да.
Точно так же я говорил «да» на все, что он делал со мной, когда мы валялись по полу, перешептываясь и задыхаясь.
Да?
Да.
Да?
Может, Штази были не так уж не правы, занося карающие карандаши над текстами поп-песен?
Yeah yeah yeah. Что бы это могло означать?
Как я ни кутался в одеяло, меня по-прежнему колотило.
– Вы, англичане, не любите оставаться обнаженными, – заметил Вальтер, тщательно срезая кожуру с трех маленьких неровных картофелин. – Но скоро я отвезу тебя на одно из красивейших наших озер. И там тебе придется купаться голым, потому что находиться в воде в одежде негигиенично.
Я спросил его о Луне. О том, где она прячется и почему мы с ней до сих пор незнакомы.
– О, ты познакомишься с ней! – Он рассмеялся, как и всегда, когда речь заходила о его сестре.
Как выяснилось, Луна не решалась оставаться на даче одна. Она страдала бессонницей, часто бродила по ночам. И всего на свете боялась. Больше всего – диких животных. К примеру, волков, которые мигрировали сюда из западной Польши и иногда наведывались в деревни в поисках овец.
– Кстати, – добавил Вальтер, – волки не просто так воют на луну. Когда они поднимают морды вверх, звук их голосов разносится дальше. Так что их вой – это такая своеобразная форма общения на расстоянии. И вот Луна, – объяснил он, – боялась не того, что волки ее сожрут, а того, как они задирают морды.
Мясо, которое Вальтер купил нам на ужин, оказалось печенью. Теперь он стоял у раковины и промывал ее под краном, очищая от прожилок и сухожилий. Хотя я, если честно, не был уверен, что в печени бывают сухожилия.
– Я люблю готовить. И Кэтрин тоже.
– Кто это – Кэтрин?
– Луна. Грибы лучше оставим ей.
С чашкой кофе в руках я поднялся на ноги и принялся ходить взад-вперед по кухне, чтобы согреться. И в какой-то момент умудрился споткнуться о пару стоящих на полу старых сапог. Чашка выскользнула у меня из руки, и кофе выплеснулся на джинсы, которые, аккуратно свернутые, лежали на стуле. Вальтер отшвырнул печень в сторону, метнулся к стулу, схватил джинсы и понесся с ними обратно к раковине. Намочил тряпку и, вопя: «Черт черт черт!», принялся оттирать черный деним. Я вдруг понял, что это были Wrangler’s, что достать эту фирму в ГДР, должно быть, было нелегко, и, наверное, он надел их специально, чтобы впечатлить меня. Это было ужасно. Я понятия не имел, что теперь делать.
– Вальтер, забери мои джинсы, если хочешь. Ты крупнее меня, но они тебе подойдут.
Позже, много позже, когда уже всходило солнце, а мы лежали в постели, он сказал:
– Ладно, спасибо за джинсы. Принято.
И мне подумалось, что я хоть немного искупил свою вину за забытые ананасы. Вальтер предложил мне следующие выходные провести на даче вместе с Луной. Она пообещала приехать навестить приболевшего пожилого соседа, но не хотела оставаться тут одна. Боялась ягуара.
– Я думал, она волков боится.
– Да. И ягуара.
– Ягуар – это, в смысле, как леопард?
– Да. – Вальтер рассмеялся, лежа на боку и затягиваясь сигаретой.
Оказалось, несколько лет назад в окрестностях дачи видели черного ягуара. Откуда он взялся, никто не знал. Но фотографии были во всех газетах. Просто чудеса, ведь вообще-то ягуары водятся только в Южной Африке и в Аризоне. Он взбирался на толстые ветки деревьев и оттуда бросался на добычу.
– И вот теперь Луна боится гулять под деревьями, – со смехом поведал мне Вальтер. – Но больше всего, – добавил он, – ягуары любят воду.
