– Что-то мне не верится, что ты в тот вечер ел сосиски, – возразил я. – Ты говорил, что у тебя во второй половине дня занятия. Собирался учить английскому мужчин и женщин, сделавших отличные карьеры и отправлявшихся строить социализм в другие страны. Даже в Эфиопию.
– Верно. Это были не сосиски. Клецки!
Я спросил, почему он так долго не выходил со мной на связь.
– Мы переезжали на другую квартиру, – ответил Вальтер так, будто это все объясняло.
В кафе «Эйнштейн» вошла женщина с коляской. За руку она держала девочку лет трех. Кто-то из персонала попросил ее оставить коляску на улице, и Вальтер тут же встал из-за стола и поспешил ей на помощь. Он вынул из коляски спящего младенца и указал женщине на меня. Та повела девочку к моему столику. На вид ей было лет тридцать. Блондинка с короткой стрижкой. Прически у них с дочерью были совершенно одинаковые – волосы острижены на затылке и по бокам, а лоб прикрывает длинная челка. Обе были в теплых пальто, на которых таяли снежинки. В зале было многолюдно. Чтобы пропустить их ко мне, понадобилось отодвигать столы и стулья. В конце концов женщина подняла девочку на руки, и все разговоры тут же смолкли, посетители, прикрывая руками свинину в своих тарелках, уставились на проплывающего у них над головами ребенка. У женщины были небольшие, но яркие карие глаза. И родинка над верхней губой.
– Привет, – поздоровалась она. – Меня зовут Хельга. Я жена Вальтера. А это наша дочь Ханна.
Столик я заказал на двоих. А теперь выходило, что нас будет четверо, потому что Вальтер уже пробирался к нам через обеденный зал, прижимая младенца к плечу. Официант помог нам пересесть за столик побольше. Вальтер передал этого нового ребенка Хельге и отошел повесить их пальто. Вот ведь настоящая семья. На жене Вальтера были джинсы, кроссовки и джемпер-поло. В то время как остальные посетительницы ресторана щеголяли в кожаных сапогах и кашемировых кардиганах.
– Это наш сын Карл Томас, – сказала она и жестом велела Ханне сесть рядом с ней.
– Я Сол, – представился я дочери Вальтера. – А сколько малышу?
Ханна по-немецки ответила мне, что ему семь месяцев. Вернулся Вальтер. Я заказал три кружки пива и горячий шоколад для девочки. Карл Томас сунул палец в рот, и Хельга снова передала его мужу. Ханна начала стаскивать перчатки. А Вальтер занялся кнопками на комбинезоне малыша. Хельга стала рыться в сумке, пытаясь найти мальчику какую-нибудь игрушку. Все это было довольно скучно. Затем Вальтер и Хельга начали обсуждать, что Карла Томаса пора покормить. Вальтер протер салфеткой соску на бутылочке с молоком. А потом очень бережно вложил ее в рот своему сыну. Ханна принялась швырять на пол столовые приборы. Хельга невозмутимо велела ей подобрать их, но дочь отказалась. Мне было невыносимо тоскливо. Хельга прикрикнула на Ханну, и та разревелась. Тогда мать вытащила из сумки бумагу и коробку восковых мелков и предложила дочери сесть к ней на колени. Но Ханна, помотав головой, залезла под стол. Все разговоры прекратились. Казалось, семья эта была единым организмом, и, чтобы тот мог успешно пережить следующие несколько минут, необходимо было, чтобы все его части работали слаженно. Они не выглядели ни скучающими, ни счастливыми, ни несчастными. Хельге наконец удалось убедить дочь вылезти из-под стола. И все они обрадовались этой маленькой победе.
Я повернулся к Вальтеру.
– Как твоя сестра?
И этот вопрос я тоже задал своему любовнику из Восточной Германии со страхом. Я до сих пор не знал, рассказала ли ему Луна о ночи, которую мы провели вместе на даче. Вальтер, не сводя глаз с Карла Томаса, кормил его из бутылочки. Малыш жадно глотал молоко, а отец смотрел на него и улыбался. На мой вопрос в итоге ответила Хельга.
– Мы даже не знаем, жива ли Луна.
Она усадила Ханну к себе на колени, взяла зеленый мелок и начала рисовать кошку.
– Но что с ней случилось?
– Она исчезла за месяц до того, как открыли границы.
Теперь все они смотрели на меня. Все шесть пар глаз. Во рту у меня горчило, кажется, я перебрал с кофе.
– Но неужели она не пыталась связаться с вами?
– С тех пор мы ничего о ней не слышали.
Хельга пририсовала кошке усы. А Ханна оранжевым мелком добавила ей длинный изогнутый хвост. Нам принесли пиво и горячий шоколад.
– Вальтер, мне нужно поговорить с тобой наедине.
– Ладно, – согласился он. – Но я так ждал пива.
Он передал малыша Хельге, и той пришлось спустить Ханну с колен. Девочка заныла, и я поспешил увлечь Вальтера прочь от его жены, детей и кружки.
Мы сидели на ступенях кафе «Эйнштейн». На улице мело. Вальтер предложил мне сигарету, но я не мог закурить, пока не сказал ему главного. Я протянул ему свою «Зиппо».
– Вальтер, прости, пожалуйста, что я так сглупил с Райнером.
– Да уж, это был беспечный поступок, – ответил он.
Мое свежевыбритое лицо вспыхнуло. Полыхнуло огнем в мельтешащем снегу.
– Я тоже совершал поступки, о которых теперь жалею, – добавил он.
– Это какие?
Он уставился на тлеющий кончик сигареты и не ответил.
– Вальтер, мы должны найти Луну. Как думаешь, удалось ей выбраться?
– Пока нам приходится жить в неведении.
– Должно быть, это очень трудно.
– Да. Хуже всего приходится матери.
Он глянул на мое раскрасневшееся лицо.
– Она бы все равно уехала. И без твоего вмешательства. Райнер уже знал, что она хочет сбежать.
Мы курили и смотрели на снег.
– Она в Ливерпуле, – уверенно провозгласил я. – Я точно знаю, она ведь так страстно мечтала туда попасть.
Очки Вальтера запорошило снежинками.
– Есть как минимум одна веская причина, по которой она бы обязательно вышла с нами на связь, – сказал он.
– Какая?
– Карл Томас.
И Вальтер рассказал мне, что Карл Томас на самом деле был сыном Луны. Ему было всего четыре месяца, когда она оставила его у матери на денек и больше не вернулась.
Луна – уменьшительное от «полоумная», подумал я, но вслух говорить этого не стал. Но в самом деле, что за женщина могла вот так бросить ребенка? Ему теперь всю жизнь будет ее не хватать. Он всюду будет искать ее, гадать, что сделал не так, почему его мать исчезла. Спрашивать себя, не он ли в том виноват. И неужели она совсем не любила его, раз решилась оставить. Я страшно разозлился на Луну и потому спросил о Райнере.
– Что стало с Райнером, тоже никому не известно. Он многое знал, имел полезные связи, к нему часто обращались люди, мечтавшие сбежать из страны. Но в том октябре он исчез вместе с Луной.
Румянец мой постепенно перетек на шею и грудь. Вальтер заметил это и рассмеялся.
