Пока они плыли по морю, в иные моменты Марджери казалось, что она бы все на свете отдала, лишь бы оказаться в какой-нибудь тихой комнате с нормальными окнами и кроватью, где ничто без конца не движется то вверх, то вниз. Но теперь, когда она именно в такой комнате и оказалась, ей с трудом удалось заставить себя закрыть дверь. Она попыталась убедить себя, что никакая Инид Притти ей не нужна, и даже в полный голос сказала: «Ты мне не нужна!», но это не помогло. Она еще более яростным тоном повторила эти слова и прибавила: «Я с легкостью подыщу здесь себе другого помощника!» Но царившая в комнате тишина, казалось, поглотила не только звук ее голоса, но и смысл сказанных ею слов.
Марджери достала из чемодана свою зубную щетку и мыло, и при этом перед глазами у нее тут же возникли бесчисленные баночки и скляночки Инид. На обед она съела отбивную размером с собственную голову, и рядом с ней пока что никто не произнес ни слова, и от этого молчания ей вдруг страшно захотелось все вокруг порвать на куски. Официантка, правда, спросила, приехала ли мадам в Брисбен на отдых – в этот момент Инид наверняка бы уже принялась не только рассказывать приветливой официантке о золотом жуке, но и восхищаться ее прелестными волосами и спрашивать, есть ли у нее дети и нет ли у нее фотографий этих детей, и восклицать: «Ах, боже мой! Какие же они у вас очаровательные!», но Марджери лишь буркнула: «Нет», и официантка, забрав ее пустую тарелку, двинулась дальше. Вечером в постели Марджери открыла путеводитель по Новой Каледонии, и оттуда вылетел клочок бумаги с торопливо нацарапанными непонятными словами: «Удач Мардж! Найд вшг жка!» За окном еле слышным шепотом переговаривались деревья, но к Марджери их разговор не имел ни малейшего отношения, зато тысячи насекомых совершенно умолкли. И эта странная тишина вдруг напомнила ей затишье перед воздушным налетом.
Ночью Марджери приснился сон: она несла красный саквояж, в который сложила все свое оборудование для коллекционирования насекомых, но ей никак не удавалось толком его закрыть, и те или иные предметы все время оттуда вываливались и сразу терялись. В итоге у нее осталась только бесполезная розовая шляпка Инид. На этом Марджери проснулась, перевернулась на другой бок и снова уснула, однако ей сразу начал сниться тот же сон. И она сдалась. И еще долго лежала без сна в этой чужой постели, в этой чужой комнате, в этой чужой стране, на другом конце земного шара, чувствуя себя такой всеми брошенной, такой никому не нужной, что даже пошевелиться боялась. А насекомые за окном то дружно гудели, то брали паузу, то снова начинали гудеть – казалось, они следуют указаниям невидимого дирижера, – и Марджери все никак не могла изгнать из своих мыслей тот сон о красном саквояже и розовой шляпке.
Инид, разумеется, была весьма далека от идеала, однако Марджери вдруг стало совершенно ясно – ясно как день, который уже разгорался за окном, – что без ее помощи она отцовского жука никогда не найдет. И хотя Брисбен – очень большой город, он, пожалуй, все же недостаточно велик, чтобы спрятать Инид Притти: для этого понадобился бы целый континент. Гидросамолет в Новую Каледонию отправляется только послезавтра, а значит, решила Марджери, у меня есть в запасе еще целый день, и я непременно отыщу Инид Притти.
* * *
– Нет, мэм, – говорили ей. – Извините, мэм. Никогда такой женщины не встречали.
Марджери снова и снова описывала Инид. Желтые волосы; маленькая, но очень сильная, способная, пожалуй, даже на физическое насилие; говорит со скоростью шестьдесят миль в час. Нет, отвечали ей, такой женщины не видели. Носильщик из отеля «Марин» посоветовал ей спросить в мотеле. Дежурный в мотеле послал ее в специальный пансион для женщин. Жара все усиливалась, но Марджери продолжала упорно таскаться по улицам незнакомого города, чувствуя, что раскаленное добела небо прямо-таки придавливает к земле. Над улицами повисло ослепительное белесое марево, металлический шлем у Марджери на макушке казался страшно тяжелым и обжигал не хуже утюга. Она расспрашивала об Инид повсюду – в кафе, в молочных барах, в магазинах, где женщины в дневных платьях голубого и вишневого цвета запросто покупали мясо целыми оковалками, не заботясь о том, чтобы судорожно выхватить из сумочки книжку с талонами на продукты. Марджери проделала невероятное путешествие – она проплыла по Суэцкому каналу, она видела летающих рыб и зеленый луч, сверкнувший перед ней в сумерках, она слушала разговоры о верблюдах, арбузах и пальмах, – но, оказавшись на другом конце света, она вдруг почувствовала себя невероятно одинокой и принялась искать там некую нелепую женщину с невероятными желтыми волосами, которая, похоже, попросту взяла и исчезла. Однако Марджери удалось убедить себя, что уже одного ее желания найти Инид будет достаточно, чтобы та неким волшебным образом внезапно перед нею возникла. Затем какой-то мужчина спросил: пробовала ли она искать в старом американском военном лагере Вакол, где теперь размещали мигрантов? И пояснил, что Вакол – это один из пригородов Брисбена.
Уже давно перевалило за полдень, когда Марджери села на автобус и поехала в Вакол. Пыльные пригороды тянулись бесконечно долго, а за окном Марджери видела в основном облака пыли. Сама же она прямо-таки плавала в поту; на пластиковом сиденье под ней собралась целая лужа пота, и она то и дело с сиденья соскальзывала. Но тем не менее все время не отрывалась от окна, потрясенная этими бескрайними пустынными просторами и ослепительно-яркими и резкими природными красками. Ей все еще трудно было поверить, что деревья здесь не зеленые и кудрявые, как дома, в Британии, а длинные, веретенообразные, с тонкими сероватыми тряпочками вместо листьев. Наконец автобус подъехал к воротам какого-то армейского лагеря, окруженного высоченными кольцами колючей проволоки; на воротах красовалась вывеска, вручную написанная краской: «Вакол. Восточный лагерь временного содержания для перемещенных лиц».
Ограда уходила вдаль на несколько миль. Перед Марджери был настоящий город из выгоревших на солнце ниссеновских бараков, крытых рифленым железом и похожих на огромные консервные банки, разрезанные пополам. Над бараками дрожало жаркое марево. Охранник в воротах остановил Марджери и выразил желание посмотреть ее документы; она показала их и спросила, нет ли здесь женщины по имени Инид Притти. Охранник справился по книге записей, но такой особы в списках не обнаружил. И тогда, буквально хватаясь за соломинку, Марджери на всякий случай осведомилась, нет ли среди недавно прибывших мистера и миссис Тейлор. Этих людей охранник сразу нашел и подсказал Марджери, куда нужно идти: по главной дороге до четвертого поворота, затем сперва налево, а потом направо.
И она, хромая, побрела в указанном направлении, стараясь максимально использовать небольшие кусочки тени. В воздухе пахло тушеным мясом, и этот запах напомнил ей, что она давно уже ничего не ела и страшно голодна. А потому она старалась даже не смотреть на цветущие персики и нектарины, а также на апельсиновые и лимонные деревья, на ветках которых качались самые настоящие плоды, и отворачивалась, предпочитая любоваться старыми канистрами из-под бензина, ржавыми деталями разнообразных сломанных механизмов и веревками с выстиранным бельем, словно застывшим в знойном воздухе. Кое-где люди поливали стены своих хижин из шланга, надеясь хоть немного их охладить. Но многие просто сидели на крыльце, обмахиваясь чем попало и не в силах сдвинуться с места. Марджери смотрела на них и все пыталась понять, зачем она-то сюда приехала.
