Эти люди – люди еврейской общественности и ее культурного развития. Люди, которые, прочитав мое обращение к евреям всех стран (смотри № 24 анархия, журнала «Дело труда», выходящего в Париже) и мою статью «Махновщина и антисемитизм» (см. тот же журнал, № 30–31) обязаны были проверить факты, указанные мною в этих статьях об махновском движении и антисемитизме и сказать правду еврейскому народу во всех странах об этом. Но из них до сих пор не находится ни одного человека, который бы занялся проверкой наших указаний и перестал бы подличать, хотя бы сам своей клеветой на нас.
«Однако, – добавляет далее, на странице 164, Кубанин, – когда Каменев приехал в Гуляй-Поле (Каменев, Ворошилов, Метлаук (sic! – А. Д.) и Дышловский были у меня в мае месяце 1919 г. – Н. М.), первое, что он увидел, была надпись на вокзале, сделанная от руки повстанца: «Бей жидов, спасай Россию!» Махно расстрелял повстанца за этот монархический лозунг».
Совершенно верно и здесь Кубанин говорит. Я действительно расстрелял написавшего этот лозунг на бумаге и вывесившего его. Но это было не на Гуляйпольском вокзале и не при Каменеве. Более того. Каменев этого лозунга и не видел, я о нем только делился с Каменевым своими тяжелыми впечатлениями.
Но гр. Кубанин умышленно смешивает и время, и место появления этого лозунга. Этой умышленностью своей Кубанин по долгу партийного человека большевистской формации старается набросить тень, очернить революционную честь и достоинство Гуляй-Поля и гуляйпольцев в делах революции, – на самом же деле он раскрывает сам свое копеечное достоинство революционера, ибо ни Л. Каменев, ни кто-либо другой из бывших с ним у меня не могут сказать, что они видели этот погромный лозунг на гуляйпольском вокзале.
Лозунг этот был написан рабочим из Пологовского депо – неким Хижным (а кто такие Хижные по партийной принадлежности того времени, трудовое население Полога знает: он и старший брат его были большевики) и вывешен на станции Кирилловка, по линии ж. д. Чаплино – Бердянск. По этой же линии в нескольких саженях от станции Кирилловка был расстрелян этот самый Хижный.
Здесь же, параллельно с этим злосчастным лозунгом, Кубанин разбирает вопрос о разгромленной еврейской колонии Горькой, об убийстве в ней нескольких, ни в чем не повинных еврейских семей отпускными (sic! – А. Д.) на месячный отдых повстанцами, под непосредственным руководством новоуспенского волостного болыневиствующего комиссара, который на этот новоустановленный, населению ненужный, пост был выдвинут самими большевиками – разъездными от центра пропагандистами и который за это злодеяние мною расстрелян. В этом вопросе Кубанин уже совсем не считается с тем, что ему может каждый человек, даже не из махновцев, убежденных в своей честности по отношению к пострадавшим в колонии Горькой, сказать, что он на нас умышленно клевещет, но он пишет:
«Весною 1919 года успеновским отрядом в 22 человека, под командой члена штаба Дерменжи был устроен погром в еврейской колонии Горькой. Но Махно, не будучи сам антисемитом и выступая в своей печати против антисемитизма, не особенно преследовал своих ближайших сотрудников за отдельные антисемитские акты. Несмотря на требование Дыбенко наказать Дерменжи за устроенный погром, Махно ничего не предпринял».
Наглость Кубанина в данном случае для меня, больше чем кого-либо другого, понятна. Она питается жаждой всех партийных большевистских верхов сильнее возбудить среди евреев, сторонников физического патриотизма и естественной мести врагам своего народа, злобу и ненависть ко мне. Эта роль – больше чем наглая, она – провокаторская. Но к ней прибегали против меня и другие, до Кубанина. Пресловутый еврейский анархист из американского «Фрайе Арбейтер Штиме» – некий Яновский, который впервые, в дни после убийства С. Петлюры, так сказать, в дни еврейского национального пафоса, к которому приобщались из одной чаши и правые, и многие левые, отлично знающие прямых погромщиков, гуляющих по европейским столицам, но предпочевшие из косвенного виновника еврейских погромов сделать прямого и через его смерть крикнуть миру о вопиющей, пережитой частью еврейского народа трагедии на Украине, – в эти дни упомянутый Яновский писал о нас, махновцах, в своем «мнении об убийстве С. Петлюры» на страницах анархического органа: «Конечно, обвинять Троцкого за учиненные Красной армией еврейские погромы нельзя. В еврейских погромах повинен не один Петлюра. Банды под руководством Махно тоже повинны в пролитии еврейской крови».
Не знаю, для кого и как звучит мнение Яновского, которое, как известно, появилось в дни, когда во Франции чуть ли не каждый еврей хотел быть мстителем за свой народ, без различия – кому мстить. Когда чуть не каждый задумывался над тем, чтобы стать «героем» Шварцбардом, – я вижу в этом «мнении» Яновского ту же провокаторскую сущность, которая, правда, различна, по сравнению с кубанинской. У него сущность эта звучит как мнение человека, возомнившего о себе, что о «мнениях» на счет «махновских погромов» история не найдет правды и не отметит того, насколько подлы человеческие натуры, которым ничего не стоит трепануться на расстоянии, издалека, о том, кого не знаешь, и замолчать. Наоборот, у Кубанина эта сущность звучит нескрываемой враждою противника, задавшегося целью оплевать все махновское движение, с ясным сознанием, во имя чего, притом – сознанием настолько сильным, что, если бы нашлись сподручные наемники убить Махно, он не прочь был бы воспеть их, чуть ли не с указанием своей партии, что все случилось благодаря меткости его пера и криводушничанья перед историей об отношении Махно, как такового, к погромам и погромщикам, кто бы они ни были.
По поводу разгрома еврейской колонии Горькой я уже говорил в своей статье «Махновщина и антисемитизм» в «Деле труда» № 30–31. Конечно, тогда я и не подозревал, что у большевиков, кроме писателей-сменовеховцев – Вересаева, Пильняка и других, много лгущих русским труженикам о Махно и махновщине в своих писаниях, найдутся свои партийные люди, которые обойдут правдивые документы об отношении Махно и махновщины к еврейским погромам. Теперь же то, что я меньше всего ожидал, я вижу у Кубанина на страницах его книги. И я говорю:
Совершенно неверно в утверждении Кубанина, что Дыбенко требовал от меня наказания т. Дерменжи за устройство погрома. 1) Когда убийство еврейских семей в колонии Горькой случилось (это было в ночь под 12 мая 1919 г.), я командовал уже дивизией и подчинялся в оперативном отношении не Дыбенко, а штабу 2-й красной армии непосредственно и, следовательно, Дыбенко ни в каком случае не мог предъявлять мне своих требований. 2) Т. Дерменжи – этот честный, безымянный революционер еще с броненосца «Потемкин», в 1919 г. не был членом моего штаба, и родом он не из с. Ново-Успеновки, успеновцами, вышедшими из строя армии на месячный отдых по смене их другими бойцами, не мог руководить, да еще в учинении погрома. Дерменжи, будучи начальником полевой телефонной и телеграфной связи, из линии боевого фронта не выходил и не мог быть даже возле колонии, т. к. фронт находился от этой колонии на 75–90 верст впереди. Наконец, 3) участники разгрома колонии Горькой – все 15 человек во главе с волостным комиссаром, по моему распоряжению, в тот же день были разысканы и переарестованы.
