Рухнула в развалины, бесстыдно обнажая внутренности. Весь дом стал похож на гигантский домик для кукол, в котором различные цвета стены создавали поразительную для эстета какофонию. Косой дождь хлестал поэтому по стенам кухни и комнат, что некоторых жителей, казалось, не беспокоит. Один из них на глазах Гейде отставил чайник с плиты и прошел в другую комнату, с улицы невидимую. Затем сбежал по лестнице и встал в воротах, впиваясь взглядом в спину идущего эсэсовца.
Тот шел довольно быстро в сторону Ноймаркта. Прошло ресторан «Gauhaus» и выбежал на Лангехольцгассе. Человек из разрушенного дома украдкой двинулся за ним в тени «Дойче Банка». Там стоял мощно сложенный мужчина с папиросой во рту. Поздоровались глазами и поменялись ролями.
Великан пошел за Гейде, а его товарищ стоял на углу и с руками на коленях тяжело отдыхивался, как после долгого бега. На Ноймаркт Гейде огляделся и на Лангехольцгассе увидел в отдалении крупного мужчину, который как раз наклонился, чтобы завязать шнурки.
Гейде встал возле фонтана с Нептуном и закурил папиросу. Здоровяк выпрямился и исчез на Купфершмидештрассе. Эсэсовец затушил папиросу и тщательно осмотрел площадь. Медленно спустился по лестнице, ведущей под поверхность площади, а потом вдруг выбежал.
Площадь была пуста. Гейде снова спустился вниз, успокоенный, затарабанил в дверь, ведущую в подземелье. Ему открыл охранник в вишневом мундире несуществующего военного формирования. На груди охранника свисали особенные медали, на которых были выгравированы губы. Погоны были украшены заколками в форме женских тел. Охранник приветствовал Гейде кивком головы и впустил его без слов.
Бреслау, среда 21 марта 1945 года, четверть одиннадцатого вечера
Под поверхностью Ноймаркт была построена в 1944 году сеть убежищ, связанную с зданием Силезской Рады и дворцом Хатцфельдов. Подключена канализация, проведены вода и газ, а также обеспечены вентиляционными шахтами. Некоторые из этих помещений были просторными залами в окружении небольших зальчиков. Под площадью было несколько таких «планетарных систем». Проект побудил капитана Отто фон Шебица, руководящего строительством убежищ на Ноймаркт, подумать о проведении в одном из них роскошного борделя для высших офицеров. Пол покрыт толстыми коврами, а стены обклеены обоями золотого цвета. Меблировка состояла из низкой софы.
Вскоре появились женщины, которых фон Шебиц снял с других борделей в Бреслау, обещая щедрые заработки и общение с лучшим обществом. К постоянным клиентам принадлежал некий капитан. Его любимой девушкой была Клара Меслецки. Эта двадцатитрехлетняя блондинка, которую фон Шебиц вытащил из борделя для иностранных рабочих, интерес капитана признала за удивительный аристократизм. Капитан, несмотря на свой возраст, отличался исключительной энергией и большой деликатностью. Не задавал лишних вопросов и не бросался утешениями. Вытирал слезы с щек и молчал сочувственно.
Тоскующая Клара ждала его два раза в неделю с широко расставленными ногами и отсчитывала минуты до девяти часов, потому что в это время он обычно появлялся.
За полгода капитан не появился ни разу. Она смирилась уже с мыслью о его смерти.
Тем большую радость она почувствовала сегодня, когда — лежа бок о бок с ним в главном зале, — обнимала его впервые за много месяцев и это вдыхала знакомый ей нежный аромат пряного одеколона от Вельцла. Бархатная маска, скрывающая лицо капитана, была для нее непростой загадкой, но она сдерживала любопытство, потому что знала, что ее любимый клиент не любит неожиданных вопросов. Под материалом прятались, однако, продолговатые розовые шрамы, и они частично удовлетворяли ее любопытство. Маска, впрочем, совсем ей не мешала, потому что она видела то, что сильнее всего любила в его лице — большие, зеленовато-карие, чуть ироничные глаза.
Сейчас эти глаза, ни веселые, ни взволнованные, были сконцентрированы на эсэсовце, который в расстегнутом мундире и без шляпы лежал растрепанный на софе напротив. Эсэсовец хохотал, в то время грубым, хриплым смехом. Смешила его, по-видимому, сценка пантомимы, которую играли перед ним две девушки.
Держали в руках деревянные маузеры и стреляли друг в друга, издавая при этом звуки, которые у Мока больше ассоциировались с выпусканием воздуха из перебитой трубки, чем со винтовочными выстрелами.
Эсэсовец не был, однако, привередлив и отлично смеялся. Зашелся смехом, когда одна из женщин подняла деревянную гранату, а ее прекрасные грудь дрожала в распахнутой черной рубашке. Капитана что-то заинтриговало в этой сцене. Полез в карман и надел на нос пенсне.
— Знаешь что, Клара, — обратился он к лежащей рядом девушке мягким голосом и указал глазами на мужественно сражающуюся защитницу крепости. — У меня все хуже зрение. Скажи мне, дорогая, что этот офицер — это ваш постоянный гость?
— Да, — ответила Клара. — С три месяца приходит почти каждый день.
— А эти девушки имеют на себе только черные рубашки? — задал снова вопрос.
— Это не рубашки, господин капитан, — усмехнулась Клара. — Это мундиры СС. Да, Моника и Фрида имеют на себе только куртки мундира.
— Понимаю. — В голосе капитана Клара почувствовала нотку нетерпения. — А что на этих мундирах? То, что светится.
— Это блестки, — ответила девушка. — Гауптшарфюрер Гейде любит девушек в военной форме с блестками.
Бреслау, среда 21 марта 1945 года, одиннадцать вечера
Клара Меслецки была очень разочарована сегодняшним поведением капитана. Уже думала, что вернутся прежние времена, когда любимый клиент говорил ей комплименты и учил ее играть в шахматы.
Они проводили тогда вместе целые вечера и ночи, а Клара порой ловила себя на мысли, что, наверное, влюблена в старого джентльмена с угловатым лицом и безупречными манерами. Отбросила, однако, быстро эту мысль, вспоминая о предостережении опытных подруг, которые говорили, что проститутка может влюбиться везде и в каждого — только не в борделе и не в своего клиенте. Она вспомнила об этом и теперь, когда стояла на коленях перед эсэсовцем и чувствовала его твердые пальцы на своих ушах.
Она делала то, что умела лучше всего, потому что была щедро оплачена своим капитаном. На его приказ четверть часа назад она подошла к удобно развалившемуся на софе любителю мундиров с пайетками и сказала ему, что готова сделать для него все и что владелец борделя уже за все заплатил. Гауптшарфюрер Ганс Гейде хорошо знал майора Отто фон Шебица и его политику, что лучшим клиентам должны быть один раз в час предоставлены бесплатные услуги.
Клара на четкий приказ своего капитана в маске не закрыла на ключ дверь кабинета. Не думала, что ее постоянный клиент будет наблюдать через щель в двери. Он был не таким. Что-то здесь было не так.
Эсэсовец даже не заметил, что девушка не повернула ключ в замке. Скинул брюки и, превознося в душе стойкие принципы майора, прижимал теперь крепко немного оттопыренные уши девушки и ускорил ее движения. То, что он вдруг почувствовал в глазах, это не была пыль райских цветов. Слезы, которые выступили у него на щеках, не были слезами, вызванными оргазмом, а параличом, который его охватил и кинул на пол, не был любовным спазмом. Гейде подрыгивал на полу, как будто выполнял движения фрикции, а его раздутые легкие уже не хватали воздух.
