Генерал на мгновение покачнулся в своем кресле и понял, что его собеседница вовсе не перебивает, а он не проронил ни слова. Она должна написать рапорт, раздраженно подумал он, а не клекотать здесь, как катаринка. Я должен все это запомнить?
— Простите, госпожа Юнггебауэр, я задумался. Прошу, еще раз мне все расскажите, — сказал он мягко.
Ведь он не мог заставить писать рапорты и слишком сильно давить на это прекрасное и кроткое существо, которое с папиросой в руке сидело под генеральской пальмой.
— Прошу прощения, господин генерал, — улыбнулась девушка. — Капитан Эберхард Мок производит на коллег впечатление сумасшедшего и религиозного маньяка. Постоянно мучает их цитатами из Библии.
Этот придурок Краус ошибается, фон Родевальд быстро записывал свои размышления, Мок сумасшедший, а не опасный шпион.
— …И читает Библию по-гречески, по-латыни и по-немецки, — щебетала девушка. — Особенно интересуют его благословения на Горе. Знаете, генерал, «блаженны кроткие» и так далее.
Она подчеркнула эту цитату.
— Ладно, ладно, — прервал ее фон Родевальд, чувствуя переполненный мочевой пузырь. Он не хотел, однако, его опорожнять, потому что боялся боли, которая наступит при мочеиспускании. — Это не важно. Что еще делает?
— Уже чувствует себя гораздо лучше. Рана заживает на нем, как на… У нас в Тироле мы говорим «как на собаке», — рассказ прервала и беспомощно посмотрела на генерала.
Тот улыбнулся и махнул рукой, что должно было означать: «ну дальше, дальше!»
— Пребывает часто в библиотеке госпиталя, которая является бывшей школьной библиотекой. Пользуется там школьными словарями греческим и латинским, переводя отрывки из Библии. — Девушка потушила папиросу. — Разговаривает с пациентом, господином Карлом Пахоллеком, который курирует библиотеку.
— И вы узнали что-то от этого библиотекаря?
— Господин Пахоллек был на гражданке преподавателем религии. Кажется, я ему нравлюсь. — Девушка улыбнулась застенчиво и сложила ноги так, что выглядели как будто диагональ. — Мок он узнал о его профессии и засыпал его вопросами о переводе Лютера. Он имел в виду, был ли Лютер компетентным переводчиком или нет. Пахоллек отослал его к какому-то профессору. О, тут у меня есть его фамилия. — Она вытащила из сумочки маленькую записку.
— К профессору Кноппу, который, кажется, находится в Бреслау и служит, как и все мирные жители, в Фольксштурме. Мок спросил его также о тех, кто перед ним одалживали Библию, он заинтересовался особенно пациентом Гансом Гнерлихом, который делал пометки на полях немецкой Библии. Эти пометки очень, впрочем, разгневали господина Пахоллека. Он не преминул о них Моку сказать, критикуя вандальность Гнерлиха.
— Вандализм, госпожа Юнггебауэр, — усмехнулся генерал снисходительно. — Что это за Гнерлих? — Это имя показалось ему знакомым.
— Оберштурмбанфюрер СС Ганс Гнерлих является комендантом сборного лагеря на Бергштрассе. Во время бомбардировки большевиками фабрики на Бергштрассе был засыпан в туннеле. В госпитале находится уже неделю. Он сильно покалечен, и у него сломана нога. Ничего серьезного, не будет калекой. Постоянно с ним двое охранников.
— Почему?
— Так пожелал. Не должен ни перед кем оправдываться.
— Я попросил о разрешении командира госпиталя?
— У них нет командира. Ведь это госпиталь временный. На самой линии фронта. Из-за стен мы слышим песни большевиков. Начальником является доктор Шольц. — Смущение проступило на ее лице; она напоминала старательную ученицу, которая забыла усвоить какую-то информацию. — Я могу с ним поговорить и спросить о деталях этого дела.
— Неважно, — буркнул фон Родевальд и сжал бедра, чтобы подавить растущий триппер. — И что сделал Мок, как он узнал о пометках этого коменданта лагеря?
— Крутился пару раз около его изолятора, пока не вызвал подозрение охранников. Хотели достать его документы, но этого не позволил. Была большая шумиха в коридоре. Мок кричал на охранников и угрожал, что их доконает и отправит на восточный фронт. — Девушка поджала губы; все ее лицо выражала сильную концентрацию. — Этот интерес Мока к Гнерлиху мне кажется подозрительным.
— Госпожа Юнггебауэр, — фон Родевальд улыбнулся снисходительно, — разве вы не видите, что Мок сошел с ума? Уже давно мы не можем никого отправлять на восточный фронт. Мок живет в прошлом времени. Это характерно для психически больных людей. А интерес к Гнерлиху — это поиск родственной души. Мок проверил, кто читает Библию, от библиотекаря узнал, что этот комендант делал пометки. Это свидетельствовало об огромном интересе коменданта к Библии. Мок хотел с ним вступить в контакт и обсудить священную книгу. И только. Вот и все.
— Это еще не все, генерал. — Госпожа Юнггебауэр нахмурилась. — Он попросил меня, чтобы я пошла к дому, в котором живет, это недалеко, на Цвингерплац, и велела прийти в больницу его десятилетнему соседу. Мальчика зовут Артур Грюниг. Попросил его покормить крыс.
— Крыс? — Фон Родевальд ущипнул себя под столом в виновника своих мучений.
— Да, мальчик сказал мне, что Мок держит в своем подвале крыс и очень их любит.
— Ну хорошо, и что дальше?
— Мок перестал изучать Библию и собрался написать какой-то, как утверждает, богословский трактат. Наш госпиталь размещается в школе. Школа имеет библиотеку. Мок сидит в этой библиотеке над словарями и пишет этот трактат. Наверное, на латыни.
— Ну не говорил ли я вам, что мы имеем дело с сумасшедшим? — фон Родевальд завыл от радости. — И что с этим трактатом? Уже его написал? И что с этим мальчиком?
— И здесь я должна ударить в грудь. — На глаза девушки навернулись слезы, но, к большому огорчению генерала, не приложила ладони к прекрасному бюсту.
— Сегодня опять пришел этот мальчик. Мок передал ему фрагменты своего трактата. Он их забрал и исчез. Я не могла просто забрать эти заметки у ребенка, тем более что тот маленький хулиган очень быстро и попросту от меня убежал.
— Пусть вас не волнует, госпожа Юнггебауэр, Мок — это явный псих. Разводит крыс, пишет на латыни, цитирует Библию. Такой рапорт я прикажу отправить Краусу. — Фон Родевальд встал и подошел к своей собеседнице. Он взял ее за руку и поцеловал. — Госпожа выполнила отличную работу. Поздравляю.
Генерал фон Родевальд не отрывал губ от ее тонкой руки.
— Вы должны быть очень страстной в фартуке медсестры, особенно когда у вас нет ничего под ним.
Бреслау, понедельник 2 апреля 1945 года, десять утра
Профессор Ульрих Кнопп был невысоким человеком с могучим лысым черепом. Производил он впечатление купола, возвышающегося над узким лицом, заканчивающимся небольшой седой бородкой. Несмотря на уродство, лысину и мизерный рост профессор Кнопп располагал к себе людей сочувственным взглядом. Ни один из студентов не жаловался никогда на злобность этого профессора, ни одна из студенток не испытала с его стороны неуважения, что было нередко в маскулинизированном мире университета, даже ни одна уборщица не ощутила его презрения и досады, когда наткнулась ведром по коридору богословской семинарии на Шубрюкке или когда просила его поднять ноги, чтобы вымыть пол в его кабинете. Профессор, понимая, что его постоянное присутствие в кабинете не позволяет обслуживающему персоналу выполнять свои обязанности, не реагировал в таком случае резко, так как сделали бы большинство его коллег, только поднимал свои короткие ноги и, не переставая при этом думать о критике догматики девы Марии Пия X или о проблеме перихореза в трудах Мелитона из Сардиса.
