— Все в порядке, — ответил Прессл, — спасибо, что пришли, господин надвахмистр. Это очень важно для меня.
— Вы можете уйти и оставить нас одних? — спросил Мок охранника, который стоял под окном, затянутым двойной проволочной сеткой, и смотрел на него неприязненно.
Это был тот самый служащий, с которым он только что имел дело. Он, видимо, не был в восторге ни от поведения полицейского, ни от того, что ему пришлось вместе с ним хлопотать в комнату для свиданий вместо осматривания посетителей, а больше всего внимания уделял обычно представительницам прекрасного пола. Эти обязанности охотно взял на себя его коллега, а ему самому пришлось отказаться от ощупывания женщин и стоять теперь как кол в комнате свиданий и терпеть вонь, бьющую от арестанта. К этому его обязывали законы. Каждый адвокат или полицейский имел право видеться с арестованным не в общем зале для свиданий, а в отдельной комнате, в которую его должен был привести охранник.
— Ладно, ладно, — ответил охранник несколько презрительно, — я буду в коридоре. Когда свидание закончится, я приду.
Охранник вышел, а Мок на мгновение задумался над его словами. Очевидно, тюремный служащий не хотел обращаться к Моку на «вы», а на «ты» у него уже не имел мужества. Надвахмистр счел это своей маленькой победой. Он вытер руку о штаны. Она была липкой и потной. Посмотрел в окно. С петель сетки свисали жирные косы грязи. Из детдома доносился грохот тележки и лязг тарелок.
— Что? — он улыбнулся Пресслу. — Вам везут обед? Ты должен есть больше, Ганс, если не хочешь покончить с собой. Не забывай, что однажды ты выйдешь на свободу, к жене и ребенку. Ты не можешь выглядеть как костлявый труп… У меня есть кое-что для тебя.…
— Я больше туда не вернусь, — сказал Прессл, впиваясь взглядом в столешницу, на которую опирал скованные наручниками руки.
— Вернешься, вернешься. — Мок сунул папиросу в рот Пресслу, потер спичку о стену и подал арестанту огонь. — Но тогда ты должен прислушаться к моим советам, понял? Если будешь вести себя хорошо, ты никогда не попадешься в тюрьму.
— Я останусь в тюрьме, — прошептал Прессл, яростно затягиваясь папиросой. — Навсегда, господин надвахмистр. Поэтому я так хотел, чтобы вы навестили меня.
— Поэтому ты так просил о встрече? — жестко спросил Мок, достал из портсигара все папиросы и переложил их по столу в сторону своего собеседника. — Чтобы попрощаться со мной перед смертью, так? Выкинь из головы эти дурацкие мысли! Ты получишь наказание, а потом вернешься к своим! Тебе есть для кого жить! Повторяю, выкинь это из головы…
— Не обижайтесь, господин надвахмистр, — перебил его Прессл. — Не поэтому просил вас о приходе, чтобы с вами попрощаться, хотя много вам обязан… Я хотел, чтобы вы позаботились о Луизе, моей жене… Боюсь, что после моей смерти придет… что она вернется на плохую дорогу… А что тогда будет с моим маленьким Клаусом? А у вас есть опыт работы с такими девушками… Не дайте ей пойти по плохой дороге!
— Ты переоцениваешь мои возможности, Ганс. — Мок тоже закурил и выпустил дым высоко, под потолок. — Ты не боишься, что отдаешь ее под опеку полицейскому? Ведь он почти как сутенер! Я встречал их на плохой дороге, а они не хотели с нее сходить… Это ты привел на хорошую дорогу свою Луизу. У тебя получилось непростая штука. И твоя жена на этом пути останется. С тобой.
Прессл скованными руками схватил Мока за запястье и приблизился к нему. Мок с отвращением отошел от арестанта, чтобы не подавиться зловонием. Каждая проститутка, телесно имевшая дело с Моком, прекрасно знала его кредо, которое он обычно произносил перед первой встречей. «Я ненавижу жару, грязь и вонь, — говорил он, — поэтому ты должна быть чистой и принять меня в прохладном помещении». Из этих трех идиосинкразий выпали сегодня Моку все. Снаружи разливался жар, а внутри его душила вонь Прессла и липкая грязь комнаты свиданий.
— Умоляю вас! — воскликнул Прессл, вскочив со стула. — Позаботьтесь о моей Луизе!
— Сядь и не подходи ко мне! Ты вообще не ходишь в баню или как? Смердишь как навоз. Чувак, что с тобой случилось? Ты всегда был элегантен, а теперь выглядишь как пенер!
— Моя дорогая Луиза… — Арестант прислонился к светло-коричневой панели стены, а затем опустился на нее.
Мок прикурил одну папиросу от другой. Запах благоухающего табака «Ihra» был, на счастье, сильнее, чем запах немытого тела. Мок потянулся к портфелю и достал из него килограмм чесночной колбасы, завернутой в пергамент с фирменной надписью бойни «Carnis». Он положил ее на стол, а потом подошел к присевшему Пресслу. По щекам юноши текли слезы. Мок, дыша ртом, положил руку ему на плечо.
— Я позабочусь о ней, Ганс, — медленно произнес он, — но с одним условием. Ты расскажешь мне, почему хочешь покончить с собой и почему не ходишь в баню.
— А кто вам сказал, — бывший осведомитель испустил зловонный вздох, — что я хочу убить себя самого? Нет, я убью кого-нибудь другого. И я получу пожизненное заключение или вышку. И тогда я буду тут богом. Я буду править, понимаете? Никто не наскочит. Кто хладнокровно убивает, является тут богом. Не полицейским шпионом, а богом. А бога тут никто не обижает. Говорят на его: «Без дыхания», и боятся его. Потому что ему уже все равно. И он может убить любого. Как Бог… А шпика или бывшего полицейского все обижают… Вы позаботитесь о ней? Обещайте мне!
— Ты не выполнил всех моих условий. Ты не ответил на мой второй вопрос. Почему ты не моешься?
Мок поднялся с корточек, обошел стол, опер ботинок на край стула и обозревал царапину на остром носке. Какое-то мгновение он прикидывал, удастся ли ее замазать.
— Он не ответил и не ответит, — раздался голос охранника, вошедшего в комнату для свиданий. — Он стесняется. Но я знаю и скажу…
Прессл встал и вытер мокрое лицо. Он смотрел на охранника глазами без выражения. Взгляд его был пуст, зрачки сузились до размеров булавочной головки, дыхание стало отрывистым, а кадык прыгал под натянутой кожей шеи. Мок еще ни у кого не видел такой реакции.
— Ты ничего не скажешь, ебаный ключник, — медленно и тихо произнес Прессл. — А теперь я хочу уйти, конец свидания.
Удар, который дернул Прессла, был сильным и неожиданным. Пленник рухнул в угол комнаты и снова утих. Голову он вжал между колен и накрыл ее ладонями. Охранник отстегнул дубинку от пояса и ударил Прессла по скованным рукам. На тонких пальцах пленника появилась красная полоска. Охранник стоял в шаге и смотрел на свою жертву. Он отложил дубинку и замахнулся ногой. Зацепился каблуком за ножку стола, отчего его удар потерял силу. Он попал Пресслу под подмышку. Пленник свернулся на полу в маленький клубочек. Охранник повернулся и отодвинул стол подальше. У него было достаточно места, чтобы убить Прессла.
— Теперь я лучше докопаюсь до этой вонючки, — усмехнулся он Моку. — Этой маленькой шлюхи…
Однако осуществить свое намерение он не успел, потому что почувствовал жгучий хлопок на щеке. Удар был настолько сильным и неожиданным, что голова охранника повернулась на бок, а он сам потерял равновесие. В окнах зазвенели грязные сетки, на которых оседали жирные пары от расположенной этажом ниже кухни. Мок подскочил к охраннику и прижал его щекой к сетке. Атакованный попытался оттолкнуть нападавшего, но Мок словно окаменел.
