— «Настоящим просим весьма почтенного господина советника уголовного Генриха Мюльхауза и весьма почтенного господина надвахмистра Эберхарда Мока, — читал Мок, — предстать на торжественном совещании у полицайпрезидента 25 апреля с. г. в десять часов. Уважаемым господам будут вручены медали за заслуги в безопасности Силезской провинции и присвоены звания, соответственно, криминального директора и криминального советника. В случае нынешнего надвахмистра, а будущего криминального советника Эберхарда Мока новое звание единовременно с переходом его в криминальную полицию и назначении его заместителем нынешнего советника, а будущего криминального директора Генриха Мюльхауза. Подписано В. К., полицайпрезидент в Бреслау».
Наступила тишина, прерываемая лишь стуком пролеток, подвозивших людей после вечернего представления в Городском театре. Мок не отрывал глаз от официального письма, испещренного печатями и аннотациями типа «к сведению того и другого».
— Не благодари меня, Мок, — сказал Мюльхауз, — и вообще не отвечай! Не говори, но принимайся за работу! В следственной тюрьме сидят двадцать четыре ублюдка, которые признались в двадцати четырех убийствах много лет назад. У нас есть все доказательства их преступлений. Глаза, пальцы, разорванные карты, кусочки ткани и так далее. Они должны признать это еще раз во время официального допроса. Возьми этих ублюдков в тиски, понимаешь, Мок! В двадцать четыре тиски. Узнай о них все и прижми их так, что у них кишки вылезут!
— Сейчас? — воскликнул недавно назначенный сотрудник криминальной полиции. — Завтра Пасха, я иду к брату на завтрак.
— А зачем ждать? — Мюльхауз бесцеремонно отобрал у него письмо полицайпрезидента. — Ты придешь ко мне на второй завтрак и расскажешь, скольких из них достал.
Мок кивнул головой Мюльхаузу и двинулся обратно в сторону Тауенцинплац.
— Эй, Мок, куда вы? — крикнул начальник криминальной полиции. — Вы идете не в ту сторону! Они сидят в нашей тюрьме при Шубрюкке, а не в следственной тюрьме!
— Знаю, — Мок повернулся и подошел к Мюльхаузу. — Но сначала я должен взять сюртук и поехать на городское кладбище на Грабшенерштрассе.
— В это время? Зачем? — спросил изумленный Мюльхауз.
— Время подходящее. — Мок оглянулся на пролетку. — Приближается час духов. А я должен кое-что сказать духу, который мне очень близок. Кое-что, что его очень обрадует.
Мюльхауз расстегнул свой старомодный сюртук, снял его и протянул Моку. Ветер вздул пышные рукава рубашки Мюльхауза, над локтями сжатые резинками.
— Где вы сейчас найдете сюртук? — сказал он с иронией. — Возьмите мой! Он будет хорош на вас. Вы немного похудели в этой тюрьме. А вы отдадите мне свой пиджак, потому что немного холодно.
Мужчины обменялись одеждой и пожали друг другу руки. Затем они двинулись в противоположные стороны. Провожал их изумленным взглядом часовой из-под комендатуры. Он уже год служил в Бреслау и странных вещей уже навидался, но еще ни разу не встречал такого обмена пиджаков, чтобы их новым владельцам они не подходили ни к фигуре, ни к остальному гардеробу. Он был бы менее удивлен, если бы учился в гимназии и читал Гомера.
Пасхальное издание «Breslauer Neueste Nachrichten» от 20 апреля 1924 года, стр. 1:
ВСЯ ПРАВДА ОБ ЭБЕРХАРДЕ МОКЕ
«Вот уже полгода жителей нашего города живо интересует участь надвахмистра Эберхарда Мока, который работал в децернате нравов полицайпрезидиума. В октябре прошлого года Мок был арестован по подозрению в удушении двух уличных женщин, Клары Мензель и Эммы Хадер. Поимке Мока способствовало определение дактилоскопии, то есть специализированного метода идентификации отпечатков пальцев. Случайное сравнение отпечатков, оставленных убийцей обеих женщин на ремне — орудии убийства, с отпечатками пальцев сотрудников полицайпрезидиума явно указывало на Мока как на преступника. Таким образом, он был арестован, заключен в тюрьму и ему было предъявлено обвинение. Там он, как бывший полицейский, встретился со страшной ненавистью заключенных. Защищаясь от смертельной угрозы, он в состоянии аффекта убил одного из своих мучителей. В ходе допросов Мок показал, что все преступление мог подстроить, а его самого обвинить некий Герман Утермёль, преступник, подозреваемый в многочисленных кражах и убийствах. Утермёль ненавидел Мока и неоднократно заявлял, что уничтожит его. Однажды ночью, за несколько месяцев до ареста, в квартиру Мока кто-то вломился и украл у него ремень от брюк, которым позже задушили обеих женщин.
Шеф криминальной полиции, криминальный советник Генрих Мюльхауз, поверил Маку и принял решение о повторном расследовании дела Хадер и Мензель. Первым решением Мюльхауза была эксгумация трупов убитых женщин. После раскопок могилы одной из жертв выяснилось, что рядом с гробом находится и другой труп, который позже был идентифицирован как тело Германа Утермёля. Вскрытие показало, что Утермёль отравился цианидом. Советник Мюльхауз подозревает, что Утермёль, психически неуравновешенный человек и морфинист, покончил жизнь самоубийством после убийства обеих женщин. О том, что он это сделал, свидетельствует и зуб, который был найден у него в кармане и который был вырван из челюсти женщины. Остается только вопрос, кто засыпал землей Утермёля, когда тот уже надкусил пузырек с ядом.
Этот вопрос является важной проблемой для криминальной полиции, для Генриха Мюльхауза и для его нового заместителя Эберхарда Мока. Это замечательная новость! Мок был принят в криминальную полицию и повышен до звания криминального советника. Он будет защищать наш город от преступников вместе с криминальным директором Генрихом Мюльхаузом. Почему оба получили повышение? Они закончили достопамятную работу. Они уничтожили страшную секту убийц, к которой принадлежали первые граждане Силезии. Среди них был и судья Краевого суда. O tempora, o mores!
[49] Это правда ужасно, что тот, кто должен заботиться о справедливости и безопасности граждан, является одновременно безжалостным и жестоким преступником. Но имя судьи и всю историю я сейчас умолчу. Вы все узнаете, уважаемые читатели, из завтрашнего выпуска нашей газеты. Читайте BNN также в Пасхальный понедельник! Приятного отдыха BNN желает уважаемым дамам и господам.
Доктор Отто Тугендхат, главный редактор».
Бреслау, четверг 10 сентября 1925 года, четверть первого пополудни
Богато обставленный кабинет криминального советника Эберхарда Мока больше напоминал элегантный салон, чем аскетичный номер для работы, в котором ни одна деталь не должна отвлекать напряженного внимания и разбить суровой последовательности силлогизмов, а возможный допрашиваемый должен исполниться страхом перед неумолимым правосудием. Полицайпрезидент Вильгельм Клейбёмер долго колебался, следует ли дать согласие на необычный декор кабинета, пока, наконец, убедило его обширные официальное письмо, полное пунктов и подпунктов, которое вышло из-под пера недавно назначенного советника. В этом письме Мок точно и ясно обосновывал необходимость закупки такой обстановки, а его аргументы ссылались на современные методы допросов. Подозреваемый легко признает свою вину, а пугливый свидетель бросит молчание, проявлял в своем письме Мок, когда будет допрошен сначала вежливо и нежно, в окружении знакомой ему обстановки, а на следующий день резко и решительно в пустом, забетонированном подвале другим, лучше всего жестоким полицейским. Подсознательно тот допрашиваемый захочет вернуться в уютный интерьер к доброму следователю и станет более уязвим на уговоры, склоняя его для изложения реальных показаний. В этом письме Мок ссылался на научные труды доктора Рихарда Хёнигсвальда с психологического факультета философского семинара Университета Фридриха Вильгельма в Бреслау и цитировал несколько раз длинные их пассажи. Именно эти цитаты, научный стиль письма, точность пунктов и подпунктов, а прежде всего — заявление Мока о том, что издержки на обстановку он покроет из своего кармана, заставили полицайпрезидента после нескольких дней колебаний согласиться, при условии, однако, что Мок не будет относиться к своему кабинету как к квартире. Это условие не было для нового криминального советника трудным для исполнения, потому что — благодаря новому, более высокому положению — он снял красивую пятикомнатную квартиру с ванной и подсобкой на Редигерплац.
