Открывал состязания гимнасиарх. Встав, он произнёс торжественную речь. В ней он дал высокую оценку руководимому им гимнасию, не забыв вспомнить и о личных заслугах на ниве образования, назвал самых достойных учеников, расхваливая при этом не столько их достоинства, сколько достоинства добродетельных родителей, если эти родители, конечно, принадлежали к городской знати. После несколько затянувшейся речи гимнасиарх объявил о начале состязаний.
Первыми показывали своё мастерство юные кулачные бойцы. Зрители шумно приветствовали каждый удачный удар и уклон. Большей частью потому, что было их не так уж и много, этих удачных ударов и уклонов. И если юные бойцы особым техническим мастерством не блистали, то в азарте и желании во что бы то не стало победить никому из них отказать было нельзя: почти каждый из кулачников уходил с помоста с расквашенным носом.
После кулачных бойцов вниманием зрителей завладели стрелки из лука. Вначале они стреляли в цель, затем — на дальность. Здесь отличился сын кузнеца Эвдама, прихрамывавший на левую ногу невысокий крепыш Леокс. Выпущенная им стрела пролетела больше полутора стадия, вызвав среди зрителей настоящий восторг.
Затем наступила очередь бегунов на один стадий. Вот здесь-то и произошло нечто, из ряда вон выходящее: среди зрителей поднялся мужчина в голубом хитоне — это был Феокл — и громко, так, чтобы его было слышно всему стадиуму, сказал:
— Почтенный гимнасиарх! Позволь моему ученику Тимону принять участие в состязаниях твоих бегунов!
Слова Феокла заставили оглянуться не только гимнасиарха, но и всех сидевших в первом ряду.
— Я такого атлета не знаю! — высокомерно изрёк гимнасиарх, вовремя вспомнив о недавнем своём разговоре относительно этого Тимона с Фокритом. — О ком ты, достославный Феокл, говоришь?
— Я говорю о Тимоне, юном рабе купца Фокрита, лучшем бегуне в Ольвии! — едва сдерживаясь, чтобы не надерзить гимнасиарху, ответил Феокл.
— Неужели ты не знаешь, дорогой Феокл, что здесь состязаются свободные граждане Ольвии, а не какие-то рабы? — не меняя высокомерного тона, произнёс гимнасиарх.
— А я, грешным делом, подумал, что здесь состязаются атлеты, — съязвил Феокл. — Но, выходит, ошибся! Похоже на то, что ты боишься, как бы твои свободные граждане, а заодно и ты с ними не оконфузились перед каким-то рабом.
Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы не вмешался архонт-басилевс.
— Сириск, — сказал он, обращаясь к гимнасиарху, — позволь ты этому мальчишке пробежать. Будем хоть знать, кем нас тут пугают.
— Хорошо, — не посмев ослушаться архонта, неохотно согласился гимнасиарх. — Но сделаем так: сначала ученики гимнасия определят сильнейшего между собой, а уж потом победитель покажет, как надо бегать, этому рабу. — В слово «рабу» гимнасиарх вложил всё своё презрение ко всем рабам на свете.
После трёх забегов — двух полуфиналов и финала — выявился победитель. Им без особых усилий стал лучший бегун гимнасия Матрий — высокий долговязый юноша лет шестнадцати, сын известного в городе торговца рабами Эвклеса.
— Матрий! — обратился к нему гимнасиарх. — Ты согласен вступить в состязание с Тимоном, рабом купца Фокрита?
— Если надо… — небрежно пожал плечами Матрий.
— На старт вызываются Матрий, сын Эвклеса, и Тимон… ученик Феокла! — объявил судья.
— И Тимон — раб Фокрита! — поправил судью гимнасиарх.
Матрий к месту старта подошёл не спеша, вразвалочку, всем своим видом показывая, что делает он это только из уважения к архонту и гимнасиарху. Он свысока — в переносном и прямом смысле, поскольку был чуть ли не на голову выше Тимона — посмотрел на соперника, пренебрежительно хмыкнул и демонстративно передёрнул плечами: что, мол, поделаешь, приходится и с таким бежать.
Судья поставил бегунов на одной линии, сказал привычное: «Пусть победит сильнейший!» и взмахнул рукой.
Пока чемпион гимнасия всё ещё продолжал демонстрировать своё пренебрежение к сопернику, Тимон, взяв хороший старт, со всей резвостью, на какую только был способен, рванулся вперёд. Когда чемпион гимнасия опомнился, раб уже опережал его на добрых две оргии. Матрий бросился вдогонку, но расстояние между ним и Тимоном не сокращалось, а, наоборот, неумолимо увеличивалось, и когда Тимон коснулся рукой финишного столба, Матрию ещё предстояло пробежать не меньше пяти оргий.
Стадиум замер в растерянности. Зрители, привыкшие к постоянным победам Матрия, не были готовы к такому исходу забега, а потому не знали, как на него реагировать.
— Молодчина, Тимон! — не дожидаясь, когда сформируется общественное мнение, выкрикнул Феокл. — Не подвёл меня!
И тут же послышался голос Фокрита:
— Сынок, я горжусь тобой! Ты пролетел этот стадий, как Авр!
Феокла и Фокрита поддержала большая часть зрителей, выкрикивая:
— Слава Тимону! Тимон — лучший бегун Ольвии! Молодец, Тимон! Ты настоящий Авр! Матрий, учись, как надо бегать!
Расстроенный гимнасиарх, не проронив и слова, встал и, вздрагивая от негодования, демонстративно удалился со стадиума. Зато не собирался молчать отец Матрия, известный в Ольвии работорговец Эвклес — высокий костлявый мужчина с заметной плешью на голове, похожей на тыкву.
— Я протестую! — крикнул он. — Этот забег нельзя считать законным! Мой сын перед этим уже дважды бегал — в полуфинале и финале — и был уставшим. А этот раб не бегал и был полон сил. Это против всяких правил! Результат этого забега надо аннулировать. Я требую!
Часть зрителей встала на сторону Эвклеса. Между зрителями завязались перепалки. Поднялся шум, готовый перерасти в потасовки. Тогда со своего места поднялся архонт-басилевс.
— Поскольку наш почтенный гимнасиарх удалился, никому не передав свои полномочия, эти полномочия я беру на себя, — огласил он. — Уважаемые граждане Ольвии! Все мы видели, что в забеге с участием Матрия и Тимона с большим преимуществом победил раб Тимон. И мы не можем отрицать этот факт. Раз победил раб Тимон — значит, победил раб Тимон. Двух мнений тут быть не может. Пусть кому-то это и не нравится. Поэтому лучшим атлетом-бегуном Ольвии среди эфебов я провозглашаю Тимона, раба Фокрита. Слава Тимону-Авру! А тебе, Эвклес, скажу вот что: твоему сыну следовало бы серьёзнее отнестись к этому забегу, и тогда, возможно, всё было бы иначе. И потом… его ведь никто не принуждал состязаться с Тимоном. И достаточно об этом… Продолжим состязания. Приготовиться прыгунам в длину!
* * *
Было ясное летнее утро. Далеко за лиманом засиял, проснувшись, Лучезарный Гелиос
[98] и тут же, не мешкая и минуты, отправился в своё привычное путешествие по небосводу на животворной огненной колеснице. Его появление было встречено радостным птичьим щебетанием в садах Ольвии и многоголосым петушиным пением в её предместьях. Город просыпался…
