— Эти козы, — продолжал объяснять Лемох, — разводят здесь в качестве жертвоприношений Ахиллу. И чаек здесь так много неспроста. Ранним утром они смачивают в море крылья и спешат к храму, чтобы окропить его и вымыть изнутри и снаружи. Видите, как сияет храм белизной.
Навстречу приближающимся людям из храма вышел белый, как лунь, высокий благообразный старик в длинной, до земли, белой хламиде, украшенной снизу красным вышитым орнаментом.
— А вот и сам жрец храма, а заодно и тутошний оракул
[134], — полушёпотом объяснил спутникам Лемох. — Можно сказать, доверенное лицо Ахилла.
Лемох подал знак спутникам остановиться, а сам пошёл навстречу жрецу. После непродолжительного разговора Лемох порылся в своём кошеле, который висел у него на поясе под хитоном, и незаметно положил что-то в протянутую руку жреца. Нетрудно было догадаться, что это были деньги.
Затем Лемох подозвал своих матросов и велел им поймать одну из коз. Матросы, поймав первую попавшуюся козу, притащили её к невысокому ступенчатому алтарю из песчаника с круглым углублением сверху, который находился неподалёку от входа в храм и у которого уже стоял жрец. Матросы схватили козу за ноги, опрокинули её на спину и уложили на алтарь. В тот же миг жрец, выхватив из складок своей хламиды остро отточенный нож, привычным движением полоснул им по шее козы. Когда кровь стекла в углубление и коза перестала дёргаться, матросы отошли от алтаря. Жрец вскрыл козе живот, выгреб наружу её внутренности и стал не спеша их перебирать, сосредоточенно рассматривая.
— Всемогущий и милостивый Ахилл, — заговорил наконец заученным, слегка гнусавым голосом старик, — берёт ваш корабль под своё покровительство. А это означает, что до места назначения вы доберётесь благополучно. Хотя... в пути вас ожидают некоторые неприятности. Не без того. Но вы их преодолеете. И это не всё! — голос жреца оживился, стал звонче. — Я вижу, что с вами плывёт юноша. Плывёт, как мне видится, в Олимпию. И плывёт не просто так, а с намерением стать там олимпиоником. Сообщаю вам приятную весть. Очень приятную: Ахилл с радостью соглашается помочь этому юноше. И нет сомнения, что в скором времени Ольвия будет иметь своего олимпионика.
Феокл толкнул в бок Тимона.
— А ведь это о тебе... Радуйся!
— Но имей в виду, юноша, — обращаясь уже непосредственно к Тимону, наставительно добавил жрец, — Ахилл Ахиллом, а если сам не постараешься, то и Ахилл не поможет. Помни об этом постоянно. На этом всё. Счастливого пути! И пусть бережёт вас Ахилл Понтарх!
— Вот о чём я подумал, дружище Тимон, — обратился Феокл к своему подопечному, как только они вернулись на «Гелиос». — Плыть нам предстоит ещё больше десятка дней. За это время можно не только разучиться бегать, но и ходить. Понимаешь, о чём я? Тебе ведь нужна постоянная, ежедневная тренировка.
— Конечно, нужна. Только как тут потренируешься? Не просить же дядюшку Лемоха, приставать каждый день к берегу, — не совсем уверенно поддержал педотриба Тимон.
— Лемоха мы ни о чём просить не будем, — продолжил Феокл. — Я придумал другой способ поддержания спортивной формы. Ты будешь каждый день делать здесь же, на корабле, следующие упражнения: приседать на двух ногах и поочерёдно на одной, прыгать без разбега с места вверх и бежать на месте. Ну, и ещё там кое-что придумаем.
— То, что надо! — обрадовался Тимон, но тут же сник. — Но ведь на меня будут все смотреть. Смеяться станут...
— Ничего, — успокоил его Феокл. — День-два поглазеют, посмеются и перестанут. А мы будем в отличной спортивной форме. Ради того, зачем мы едем в Олимпию, можно и не такое стерпеть. Сейчас я переговорю с Лемохом, и он покажет нам, где лучше всего заниматься.
По совету Лемоха упражнялись на кормовой палубе, где, кроме рулевого, редко кто бывал из матросов.
Опасения Тимона оказались напрасными. Никто над ним не насмехался. Больше того, во время занятий матросы старались вовсе не обращать на него внимания. Все уже знали, куда и зачем плывёт паренёк.
* * *
Правда, с регулярными, ежедневными тренировками оказалось не всё так просто, как думалось.
Во второй половине третьего дня плавания, когда «Гелиос» миновал город Каллатис
[135], Лемох, осматривая горизонт, заметил клубящуюся чёрную тучу. Он молча покачал головой. А спустя какое-то время, вместо борея задул вдруг кекий
[136] — напористый и холодный. Тотчас поверхность моря потемнела и покрылась рябью.
— Только этого не хватало! — озабоченно промолвил, ни к кому не обращаясь, Лемох. — И как назло, нигде поблизости уютной гавани. Придётся встречать в открытом море.
Стоявший неподалёку Тимон, хотя и расслышал слова Лемоха, но ничего из сказанного не понял. Впрочем, заметив на лице хозяина судна озабоченное выражение, догадался, что предстоит что-то нехорошее. Скорее всего, буря.
И действительно, почти тотчас тонко засвистел в снастях ветер, оглушительно хлопнул безвольно повисший на какое-то мгновение парус.
— Ого! — покачал головой Феокл. — Похоже, быть большому шторму. Тимон, будь осторожен. Смотри, чтобы не смыло за борт.
Ветер между тем медленно, но уверенно набирал силу — крепчал, становился злее, напористее. Рябь незаметно превратилась в волны. Они неудержимо неслись с северо-востока и с грохотом разбивались о кормовую часть судна. «Гелиос» сразу прибавил в скорости. «А ведь это, наверное, не так и плохо, — подумал Тимон. — Сейчас судно понесётся вперёд, как птица!»
Но надеждам Тимона не суждено было сбыться.
— Опустить парус! — неожиданно для Тимона скомандовал Лемох и первый же принялся отвязывать от борта фал, поддерживавший рей. Не успели матросы намотать парус на рей и обвязать его, как последовала новая команда Лемоха:
— Горгос, на корму! Помогать рулевому! Остальные к вёслам! По двое на каждое весло! Будем разворачивать судно носом к ветру. Поворот справа налево. Правый борт гребёт вперёд, левый — назад.
Лемох не только руководил матросами, но и сам работал наравне с ними. Феокл также не стоял в стороне, а старательно помогал матросам, хотя никто его об этом не просил. Работа у Феокла спорилась. Объяснялось это тем, что, в отличие от Тимона, ему не раз приходилось плавать на кораблях, и он вдоволь насмотрелся на то, как работают матросы.
Пока матросы разворачивали судно, небо успело почернеть и закрыть солнце. И вот уже низко, едва не касаясь верхушки мачты, стремительно понеслись над морем косматые чёрные тучи. Волны вырастали на глазах, всё сильнее раскачивая «Гелиос». Тугие порывы ветра срывали с волн гребни и с силой швыряли на палубу колючие водяные брызги. Тотчас одежда на моряках стала мокрой и начала неприятно липнуть к телам.
