Когда они миновали храм, то тут же попали в огромную рощу из большущих и тенистых деревьев, которых никогда раньше не видел Тимон. Между деревьями сновало множество людей.
— Что это за деревья? И что это такое у вас: сквер или парк? — спросил Тимон.
— Эти деревья называются у нас платанами. И никакой это не парк и не сквер, а всё та же Агора, — стал объяснять Лизис. — Не знаю, как у вас, а у нас Агора является ещё и городским рынком. А солнце-то днём припекает не то что сейчас. Вот и насадили этих платанов побольше, чтобы и торговцы и покупатели не страдали от жары. А насадил их когда-то наш афинский богатей Кимон. Кстати, торгуют здесь только с утра до полудня. В полдень все лавки закрываются, лотки и навесы убираются, и Агора становится Агорой. А вот мы почти что и пришли, — Лизис протянул руку в направлении показавшегося за платанами большого портика с двумя рядами колонн. — Это стоя Пойкиле. То есть «расписной портик», одна из достопримечательностей Афин. Другого такого портика, наверное, во всей Элладе нету. А может, и во всём мире.
То, что увидел, войдя в портик, Тимон, заставило его присвистнуть от удивления и даже раскрыть рот. Ничего подобного прежде видеть ему не приходилось. А увидел Тимон три огромнейшие живописные картины, занимавшие всю внутреннюю сторону большущей стены. И на всех картинах было множество людей в натуральный рост. И все они казались живыми и будто движущимися.
Лизис хотел было спросить Тимона, нравится ли ему увиденное, но не успел. Тимон опередил его:
— Что это такое? Как это сделано? Кто это сделал? — посыпались на Лизиса вопросы. — Такое диво мог сотворить разве что кто-нибудь из богов! Неужели сам Аполлон спускался с Олимпа, чтобы украсить этот портик?
— Нет, Тимон! — добродушно заулыбался Лизис. — Вряд ли Аполлон способен такое создать. Он только и умеет, что стрелять из лука да играть на своей кифаре. Сотворил эти картины вместе со своими помощниками наш афинский художник Полиглот
[162].
— С трудом верится, что такое чудо мог создать человек! — восхищённо покачал головой Тимон. — А ты, Лизис, знаешь, что изображено на этих картинах? Может, расскажешь?
— Знаю, — промолвил Лизис. — Мне обо всём этом рассказал отец. На картине слева мы видим битву при Марафоне
[163]. Точнее, её окончание, когда разбитые персы побежали с поля боя к своим кораблям. На средней картине показан суд над оскорбившим Кассандру
[164] Аяксом
[165]. Перед алтарём Афины он просит эллинских вождей о милосердии. На правой...
— Погоди, Лизис, — прервал своего экскурсовода Тимон. — Кажется, я знаю, что нарисовано на правой картине.
— А ну-ка! Давай рассказывай.
— По-моему, здесь изображена битва греков с амазонками
[166]. А в центре Тесей берёт в плен царицу амазонок Антиону. Верно?
— Ве-ерно, — удивлённо протянул Лизис.— А ты откуда знаешь об этом?
— Тесей и Геракл — мои любимые герои, и я многое слышал об их подвигах. И даже кое-что читал...
— Понятно, — сказал Лизис. — А теперь мы двинем к Акрополю. Мой отец говорит: кто не видел Акрополя, тот не видел Афин. Акрополь — главная наша достопримечательность.
* * *
Мальчишки вышли на широкую и прямую дорогу, усыпанную и тщательно утрамбованную гравием.
— Эта дорога у нас называется Панафинейской, — не переставал объяснять Лизис. — Тянется она от Северных ворот до Акрополя. В праздник Панафиней
[167] по ней от Дворца процессий до Акрополя шествует праздничная процессия. Зрелище, скажу я тебе, и грандиозное, и великолепное. Народу — тьма-тьмущая! В этот день здесь собираются почти все жители Афин. Я уже два раза принимал участие в этой процессии. С отцом, конечно. Жаль, что ты не видел наших Панафиней...
Едва ребята миновали Агору с её храмами, портиками и платанами и вышли на открытое пространство, как вдали показался высокий холм, сплошь застроенный вроде как храмами, среди которых выделялся один — большой и красивый. В утренней дымке казалось, что холм с храмами висит в воздухе.
Перехватив восхищённый взгляд Тимона, Лизис сказал:
— Вот это и есть Акрополь, к которому мы идём. Высота холма, точнее, скалы, на которой стоят эти храмы, больше пяти плетров. Акрополь виден со всех уголков Аттики. И даже с моря.
— Я видел его вчера с «Гелиоса». Только не знал, что это такое, — сознался Тимон. — Там ещё что-то сверкало, словно крошечное солнце.
— Это отполированный медный наконечник копья Афины. Сейчас его в дымке почти не видно, но когда подойдём поближе, увидишь.
По мере приближения к Акрополю всё отчётливее проступали очертания его строений, и Тимону снова ничего не оставалось, как удивляться и восхищаться дивной красы храмами и дворцами. Он уже представлял, как будет сейчас прохаживаться между этих строений, любуясь их красотой. Но, к его удивлению, когда надо было сворачивать ко входу в Акрополь, Лизис почему-то свернул в противоположную сторону.
— Куда ты? — спохватился Тимон. — Почему мы не идём в Акрополь?
— Видишь ли... — замялся Лизис. — В Акрополь неафинян, то есть жителей других полисов и городов, не пускают. А это означает, что и тебя туда не пустят. Мы взберёмся на тот вон холм, и пусть не всё, но кое-что ты всё-таки увидишь.
— А я-то думал... — упавшим голосом произнёс Тимон. — Но почему туда не пускают чужих?
— Не знаю, — пожал плечами Лизис. — Может, потому, что в Парфеноне, в том вон самом большом храме, что справа, находится сокровищница Афин. Ну, там... хранятся городские деньги, золото и всякие драгоценные вещи. Одна статуя Афины, что стоит внутри Парфенона, чего стоит! Сама статуя сделана из слоновой кости, а её одежды — из чистого золота, которое в случае необходимости может сниматься. А высота статуи, между прочим, двадцать шесть пахюсов, и золота на ней аж сорок талантов. Представляешь! Словом, статуя Афины — тоже своего рода сокровищница.
— Ничего себе! — присвистнул Тимон. — Вот это да! Жаль, что я не увижу её...
— Эту статую изваял Фидий, самый знаменитый наш скульптор. И вообще... многое из того, что мы видим на Акрополе, построено и строится под его руководством.
