— Забег отменяется!
Затем взмахом руки подозвал стоявших сзади и томившихся от безделья рабдухов и коротко приказал:
— Десять розг! За невнимание на старте!
Двое дюжих рабдухов без лишних слов подхватили ничего не понимавшего Матрия под руки и повели его к стоявшей неподалёку от возвышения для элланодиков длинной лавке, вытесанной из жёлтого песчаника. Только тут, к своему удивлению, Матрий, оглянувшись, увидел, что его партнёры по забегу, остались стоять на стартовой линии. И всё же он ещё толком не понимал, что происходит. И лишь когда рабдухи уложили его на лавку лицом вниз и один из них уселся ему на ноги, а другой прижал к лавке руки, Матрий заворочался, силясь освободиться. Но не тут-то было.
Не сразу сообразил, что происходит, и Эвклес. И лишь когда третий рабдух взял в руки лежавшую рядом с лавкой гибкую розгу, Эвклес ринулся со зрительской «трибуны» на защиту сына, выкрикивая на ходу:
— Не смейте трогать моего сына! Отпустите его, ублюдки! Вы ответите за это, козлы безрогие!
Стадиум взревел от восторга.
Пока Эвклес, спотыкаясь, падая, перелезая через головы зрителей и изрыгая угрозы и проклятия, добирался до места экзекуции, Матрий успел получить десять причитавшихся ему розг, оставивших на его ягодицах десять розовых полосок.
Когда сгоравший от стыда и боли Матрий поднялся с лавки, подоспел Эвклес.
И тут снова поднялся со своего дроноса старший элланодик.
— Десять розг! — громко произнёс он, указывая протянутой рукой на Эвклеса. И тут же разъяснил: — За плохое воспитание сына, за нарушение порядка на стадиуме и оскорбление официальных представителей властей!
Стадиум восторженно взревел пуще прежнего.
— Вы не смеете! — упирался Эвклес. — Я вам не какой-нибудь скорняк! Я — купец!
На это старший элланодик ответил:
— Здесь нет ни скорняков, ни купцов! Здесь все зрители. Вон позади меня сидит архонт-басилевс Этолии. Даже если он, упаси его боги от этого, провинится, то тут же получит причитающиеся ему розги.
Со своего дроноса привстал высокий, атлетического сложения архонт-басилевс с огненно-рыжей копной волос и красноречиво развёл руками: ничего, мол, не поделаешь, здесь закон для всех одинаков, терпи, дружище!
Когда Эвклес получил под свист и улюлюканье зрителей свою порцию розг, старший элланодик скомандовал:
— Матрий, займи своё место на старте! А ты, невоспитанный отец Матрия, покинь стадиум! Рабдухи, выпроводите его!
Впрочем, вмешательства рабдухов не понадобилось. Красный, как рак, от стыда и задыхающийся от негодования Эвклес сам поспешил ретироваться со стадиума.
На этом инцидент был исчерпан, и в дальнейшем состязания продолжались без каких-либо происшествий.
В четвёртом забеге неожиданно для большинства зрителей победителем стал злой на всех и вся Матрий. Очевидно, эта злость и помогла ему победить. А возможно, сказались тренировки под руководством педотриба Ксанфа. Как уже знакомого, стадиум приветствовал Матрия весело, с едкими и задиристыми шутками и прибаутками.
Таким образом, в финальный забег вышли Автей, Мегакл, Тимон и Матрий.
В отличие от предварительного забега, теперь Тимон был спокоен. Он видел бег всех троих соперников и уже более-менее знал возможности каждого, знал, что особых неприятностей они ему доставить не должны. Но это вовсе не означало, что он надумал расслабиться. Наоборот, Тимон решил с первого шага и до последнего бежать в полную силу, чтобы ни у кого не возникало ни малейших сомнений в его победе.
И едва прозвучала команда элланодика «Apite!», как Тимон с такой стремительностью рванул вперёд, что соперникам с первых же оргий ничего не оставалось, как с завистью смотреть в его неумолимо отдалявшуюся спину. И как результат расстояние на финише между Тимоном и вторым призёром — им оказался Мегакл — составило больше пяти оргий. Третье место занял Автей, четвёртым пришлось довольствоваться Матрию.
— Подойди сюда, юноша! — позвал Тимона старший элланодик. Он взял из рук своего помощника перевязанную алой лентой оливковую ветвь и вручил её победителю.
А глашатай оповестил:
— Победителем восемьдесят шестых Олимпийских игр в юношеском дромосе объявляется... Тимон, сын Фокрита из Ольвии! Слава олимпионику Тимону!
И стадиум взорвался одобрительными криками, приветствуя первого на Играх олимпионика.
Лишь теперь Тимон позволил себе вздохнуть с облегчением. Вместе с воздухом он выдохнул наконец все свои страхи, сомнения и переживания. Это было видно хотя бы по тому, что он впервые за последние дни улыбнулся. Улыбнулся широко и радостно, заставив усмехнуться даже обычно чрезмерно строгого старшего элланодика. Тот наклонился к Тимону и спросил:
— Тебе сколько лет?
— Семнадцать, — не зная, почему элланодика интересует его возраст, осторожно ответил Тимон.
— Как ты смотришь на то, чтобы завтра принять участие в дромосе взрослых атлетов?
— Я согласен! — не раздумывая, ответил Тимон.
— Тогда готовься.
* * *
Только после оглашения имени победителя служитель открыл загон, в котором томились педотрибы, Феокл бросился к Тимону.
— Молодчина, сынок! Теперь нам не стыдно будет возвращаться в Ольвию! — говорил он, горячо обнимая своего ученика. — Здорово ты пробежал! Даже я не ожидал от тебя такой прыти. Сегодня ты превзошёл самого себя. Я горжусь тобой, мой мальчик!
— Дядюшка Феокл, ты знаешь, что мне предложил старший элланодик?
— Нет. Не знаю.
— Он предложил мне бежать завтра в мужском дромосе.
— И ты?..
— Я согласился.
— И правильно сделал. Я думаю, ты и в мужском дромосе выступишь достойно. Пошли одеваться.
Одевшись и наспех перекусив у одной из многочисленных палаток вареными бобами с какими-то диковинными приправами и запив их сидром, Тимон и Феокл решили прогуляться по Олимпии, благо едва ли не на каждом шагу в ней происходили какие-нибудь культурные мероприятия: конкурсы чтецов и танцоров, импровизированные театральные представления и выступления хоров. В одном месте известный лекарь из Коринфа убеждал людей в необходимости стричь бороды и волосы, поскольку в них разводятся разные вредные насекомые, в другом — знаменитый на всю Элладу повар из Афин делился со слушателями секретами приготовления вкуснейших блюд. Правда, нигде подолгу Феокл с Тимоном не задерживались, стремясь как можно больше увидеть и услышать.
А вот в портике Гестии
[212] они задержались надолго. И вот почему. Когда они проходили мимо этого портика, там как раз какой-то мужественного вида, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти читал что-то с длиннющего свитка перед большой толпой народа. Тимон и Феокл хотели было пройти мимо, но тут Тимон услышал знакомые слова и приостановился.
