Выслушав переводчика и кивнув несколько раз, Сунлинь Ван продолжил:
— Господин Ван говорит, что здесь он тоже в замешательстве, но хочет вернуться к предыдущей теме, — тощий китаец остановился, дослушал алхимика, и только потом продолжил перевод — видимо, побоялся конкретно сейчас ошибиться на ходу. — Господин Ван не просто так спросил вас о Философском Камне. Дело в том, что алхимики Общества пересмотрели взгляды своих древних коллег, и европейских — в том числе. Достопочтимый господин Сунлинь Ван с другими алхимиками пришел к выводу, что ключ в создании Философского Камня — это Вавилонский Дракон.
— Я боюсь спросить, — повеселел Грецион. — Но это что, как в китайской медицине? Используя орган, отвечающий за размножение?
Старый китаец, выслушав перевод, улыбнулся и тихонько похихикал, отрицательно помотав головой. У Психовского как камень с души упал — знал он, что алхимики любят чудить, так что решил проверить.
— Я, конечно, чувствую себя абсолютно лишним в этой беседе, — заговорил наконец-то Аполлонский. — Но разве сейчас не научились дробить ни то атомы, ни то молекулы, превращая их в золото? Я понимаю, это затратно, ну и с Камнем проще, но разве…
— Господин Сунлинь Ван просит прощения за то, что перебивает, но он хочет возразить. Достопочтимый господин Ван говорит, что Философский Камень открывает путь к куда большим возможностям…
— Тогда уж скорее Вавилонский Дракон открывает этот путь, — профессор кивнул головой официанту, принесшему коктейль — его украсили долькой апельсина. Грецион задумчиво посмотрел на нее: есть или нет? И, чего греха таить, все же снял и отправил в рот. Но прежде, сказал, хитро косясь на Федора Семеныча:
— Знаете, как представитель знака Зодиака Рыбы, притом той его части, которая не ленива и апатична…
Именно в этом оттиске реальности профессор как раз закинул апельсиновую дольку в рот, и как раз в этом оттиске, в этот момент, кто-то откашлялся — так громко, что, казалось, стены заходили ходуном, внутрь ворвался суровый ветер с далеких фьордов, снаружи нагрянул шторм, а ближайший остров поразило землетрясение.
Психовский поперхнулся — немудрено, — и апельсин попал не в то горло, профессор подавился, закашлялся, воздуха не хватало. Он поперхнулся безопаснейшей на свете закуской, постепенно задыхаясь — а потом мир резко рванул куда-то вниз, и последнее, что всплыло в памяти — глубина этих невероятных, космических глаз, таящих куда больше, чем просто животное.
И Грецион Психовский умер.
Овен. Глава 4
Тур в никогда
…месяц престол
в небе Пегас, престол неба
престол воздвигается, престол устанавливается
благое начало Ана и Эллиля
месяц Нанны, первородного сына Эллиля…
Из «Астролябии В»
— Кажется, это где-то уже было, — пробубнил профессор Грецион Психовский, пока остальные отходили от внезапного титанического кашля. — Так вот, как представитель знака Зодиака Овен…
Кашель повторился — на этот раз, чуть тише, словно стихийное бедствие поняло, что перепило, разошлось и слишком распустило руки. Все сидящие на диване повернули головы в сторону звука — китайцы ни капельки не удивились, увидев массивного рыжебородого человека, а вот Грецион с Федором Семенычем очень даже.
— Я же тебе говорил, — шепнул другу Аполлонский, — что такие колоритные люди просто так не встречаются.
— До последнего, я тебе не верил. И не важно, что он храпел на весь самолет, — ответил Психовский. — Я же упертый, как баран, сам знаешь.
— Как Овен, — поправил его художник, ухмыльнувшись.
Рыжебородый мужчина прочистил горло — словно камни понеслись с горных склонов в голодную бездну — и заговорил на английском, с очень сильным немецким акцентом:
— Господа, желаю вам доброго вечера! Я не буду врать: понятия не имею, о чем вы говорите, но вы выглядите самой живой компанией в этом богом забытом баре. Поэтому, я бы хотел к вам присоединится.
Бас у рыжего был какой-то невероятный, не от мира сего, словно говорил мужчина разом всем своим нутром, в качестве усилителя подключая огромный живот — такого голоса не выдержал бы ни один микрофон. Но при этом, говорил незнакомец весьма странно, фразы будто предназначались для средневекового выступления на рыцарском турнире, а не для бара с неоновой русалкой.
Огромную бочку из старого замка вкатили сюда — и бочка очень хотела поговорить.
Психовский просто пожал плечами. Видимо, незнакомец пользовался какой-то своей системой жестов, приняв, во-первых, это телодвижение за приглашение на диван и, во-вторых, посчитав Психовского вожаком неотесанной стаи за столом.
Когда мужчина уселся, по дивану прошла рябь — старику-алхимику и Аполлонскому пришлось подвинуться.
— Допустим, — проговорил Федор Семеныч, удивившись такому поведению гостя. — Вы представьтесь, что ли. Сегодня к нам все слетаются как мухи на мед…
— А мы и не против, — поспешил добавить Психовский. Вероятность того, что рыжий вытащит из-за пазухи боевой топор, или достанет умело спрятанную за спиной секиру, все еще была высока.
— О, прошу меня простить! Я — барон Зискрит Вольфанг Шпингле Брамбеус, но для вас просто — барон Брамбеус.
У Аполлонского загорелись глаза. Психовский ухмыльнулся. Старый китаец остался безучастен, а молодой был слишком занят переводом, чтобы чему-то дивиться.
— Ага, — воскликнул Федор Семеныч. — Так и знал, что вы самый настоящий барон!
— Да? — улыбка превратила лицо Брамбеуса в головку сыра.
— Мы видели вас в аэропорту, — вновь уточнил реплику художника Грецион. Профессор знал, что Аполлонский — натура творческая, оттого слегка рассеянная. И если в повседневной жизни художнику удавалось брать себя в руки и не рассыпаться в порыве невнимательности, то во времена эмоционального возбуждения Федор Семеныч забывал все на свете.
— О, — в исполнении барона это было не просто «О», а «О», занимающее по мощи своей, наверное, целую страницу. — И я, черт возьми, так рад оказаться на этом лайнере! Знаете, мой рейс непонятно почему отменили, и пришлось лететь сюда, а тут подвернулся такой круиз, последние места….
— И замок у вас тоже есть? — для Аполлонского не было тем, на которые с незнакомцами говорить неприлично.
— А то! — вскинул руки барон, чуть не пришибив бедного переводчика, как муху. — Многие мои родственники считают, что скромность — залог успеха, но что бы они понимали, эти педанты-идиоты! Поэтому смело скажу вам — замков у меня целых три.
Ну все, Федор Семеныч вошел в раж — сначала драконы-комодо, теперь настоящие замки и бароны.
— Вы просто обязаны будете мне попозировать! — чуть ли не заорал уже подвыпивший Аполлонский.
