Последний Глас стоял на прежнем месте. Его высокую фигуру облекали тянувшиеся кверху от воды щупальца белесых испарений. Жители болот этим утром надели ожерелья, браслеты, ножные кольца и венцы, сплетенные из яркой зеленой травы, и пустились в медленный пляс на берегу. Там были женщины, дети и мужчины – все извивались и шипели в своем танце, как змеи. Восточный Ветер жестом отпустил одного стражника и прошептал на ухо Пескоходцу:
– Вполне возможно, нынче наше болото собирается вместе в последний раз. Звезды очень злы.
– Ты так боишься их? – испытующе спросил Пескоходец.
Но Восточный Ветер уже ушел, и стражники снова надвинулись на него. Они сбились в тесную дрожащую кучку – он сам, его мать, да последнее Дитя Тени, да пара девушек. Розовые Бабочки хныкала. Семь Девушек в Ожидании качала ее на руках, утешала бессмысленною болтовней да молилась Господу. Пескоходец обнял ее, и она спрятала лицо у него на груди.
Последнее Дитя Тени стояло сразу перед Пескоходцем. Глянув на него сверху вниз, Пескоходец заметил, что оно трясется. Рядом с ним стоял Старый Мудрец, и в тумане фигура его казалась такой тонкой и бесплотной, что его не замечал никто, кроме Пескоходца. Внезапно последнее Дитя тронуло Пескоходца за руку и сказало:
– Мы так любили тебя. Умрем вместе.
– Жуй свою жвачку, – бросил Пескоходец, – и разуверишься в этом.
Но ему вдруг стало стыдно обижать друга в последний час, поэтому он добавил мягче:
– Кто ты? Это ты мне показывал то, что жуешь?
– Я Волк
[33].
Последний Глас затянул свою богомерзкую песнь. Пескоходец заметил:
– Ваш Старый Мудрец называл мне ваши имена: Гнилушка, Волынщик и еще какое-то, я уже забыл. Но такого имени он точно не упоминал.
– У нас есть имена для семерки, – сказало Дитя Тени, – и для пятерки. Имена для троицы тебе уже знакомы. Мое имя – это имя для одного. Только его собственное имя, Старый Мудрец, остается неизменным.
– Кроме тех случаев, – прошептал Старый Мудрец, – когда я принимаю другое имя, некогда свойственное мне, – Групповая Норма.
Теперь от него осталась только промоина в плотном тумане, имевшая форму человеческой фигуры.
Пескоходец посмотрел на стражников и заметил, как ему показалось, открывшуюся возможность – слушая заклинания Последнего Гласа, они расслабились, потеряли бдительность, отвлеклись. Все было в тумане. Река широка и укрыта в его пелене. Если на то будет воля Божья, он выплывет на глубину…
«О Господи Боже, добрый Хозяин…»
Он переступил хлюпнувшими ногами и попытался, проскользнув меж двух жителей болот, нырнуть и скрыться. Те сцапали его за длинные волосы, врезали кулаками в лицо и хорошенько наподдали под колени, а потом толкнули к другим. Семь Девушек в Ожидании, Сладкий Ротик и его мать пытались ему помочь, но он осыпал их проклятьями и оттолкнул, а потом кое-как омыл лицо горькой речной водой.
– Зачем ты так поступил? – спросило последнее Дитя Тени.
– Я хочу жить, вот почему! Ты что, не соображаешь, что через несколько минут они нас всех утопят?
– Я слышал вашу песню, – внезапно сказало Дитя Тени. – Я тоже хочу жить. Я, конечно же, не твоей крови, но я очень хочу жить.
– Мы должны умереть, – наставительно заметил шепчущий голос Старого Мудреца.
– Это мы должны умереть, – резко сказал Пескоходец, – а тебе-то что? Твоих костей они расщепить не смогут.
– Вместе с ним умру и я, – ответил Старый Мудрец, указав на последнего из Детей Тени. – Я наполовину твое творение, наполовину его, но без эха, создаваемого им, твой разум не сможет отзеркаливать меня.
– Я тоже хочу жить, – повторило последнее Дитя Тени. – Есть путь к спасению.
– Что? – воззрился на него Пескоходец.
– Люди бродят меж звезд, скручивают небеса, чтобы сократить себе путь. С той поры, как мы впервые очутились здесь…
– С той поры как они впервые очутились здесь, – вежливо уточнил Старый Мудрец. – Теперь я наполовину человек и знаю, что это мы всегда прислушивались к чужим мыслям, которым не было суждено прийти, слушали чужие мысли, а о себе как о человеках не думали. А быть может, они и мы суть одно – полузабытые и блуждающие в потемках, рыскавшие в памяти и буйно расцветшие.
– Песня девушки с маленьким ребенком ныне звучит в моем разуме, – сказало последнее Дитя Тени, – как и заклинание того, чье имя, по их словам, Последний Глас. Мне нет разницы, кто мы – одно или двое. Мы всегда отгоняли звездолеты своими песнями. Мы стремились жить так, как хотели, забыв, кто мы есть и кем были прежде, и пускай они скручивают небеса, – мы скручиваем их мысли. Что, если я сейчас спою призывную песню, и они явятся? Жители болот схватят их, и у них появится богатый выбор. Очень может быть, что выберут они уже не нас с тобой.
– Ты можешь сделать это в одиночку? – спросил Пескоходец.
– Нас так мало по сравнению с вами, что даже один кое на что способен. Другие ведь поют, как прежде, и звездолеты не увидят то, что пожелают. На миг моя песня прояснит их зрение, а скрученные небеса почти касаются нашего небосвода во множестве точек. Они не замедлят явиться.
– Это нехорошо, – сказал Старый Мудрец. – Мы очень долго бродили без забот в собственном раю. Было бы лучше нам всем умереть.
Последнее Дитя Тени с неожиданной прямотой ответило:
– Нет ничего хуже моей собственной смерти.
И тут что-то случилось. Отодвинулась и смялась завеса, укрывавшая мир. Это произошло мгновенно: река, туман, трясущиеся в танце жители болот, выкликавший свои заклинания Последний Глас и они сами остались неизменными, но то, что случилось, было больше и важнее всего этого. Пескоходец так и не заметил, что это было, и тут же понял, что занавес нависал над миром всегда, но теперь бессмысленно пытаться припомнить, как он в точности выглядел. Небо открылось. Между птицами и солнцем ничего не было. Туман, крутившийся вокруг Последнего Гласа, мог теперь подняться до самой Женщины с Горящими Волосами. Пескоходец взглянул на последнего из Детей Тени и увидел, что оно плачет, а у него в глазах ничего не отражается. Он и сам чувствовал нечто подобное, а потому, обернувшись к Ветви Кедра Качаются, спросил:
– Матушка, какого цвета теперь мои глаза?
– Зеленого, – отвечала Ветви Кедра Качаются. – В этом свете они кажутся серыми, но на самом деле они зеленые. Глаза всегда такого цвета.
За нею Семь Девушек в Ожидании и Сладкий Ротик пробормотали:
– Зеленого.
И Семь Девушек в Ожидании прибавила:
– И у Розовые Бабочки тоже зеленые глаза.
Тогда красная, цвета засохшей крови, искра пронизала туман высоко на севере, там, где Океан извивался под серым небом, как уж. Пескоходец увидал ее первым из всех. Она стремительно увеличивалась в размерах, гневно сверкала, издавала свистящий шум, снижаясь к воде. Одна из танцовщиц на берегу вскрикнула и указала на шипящее пятно красного пламени. Шум был, как в грозу, когда молнии валят деревья. Следом за первой красной звездой явились еще две. Всеобщий вопль встретил их. И когда звезды сотрясли землю, жители болот обратились в бегство. Сладкий Ротик и Семь Девушек в Ожидании обвили руками стан Пескоходца и укрыли лица у него на груди. Стражники-болотники, охранявшие их, бросились наутек, роняя травяные браслеты и плюмажи.
