После этого ужаса Бонапарта вызвали на какое-то срочное совещание по военным вопросам, а я тем временем сидела у всех на виду и смотрела в зал. Со стропил свисали тонкие красно-бело-синие ленты, придавая помещению унылый вид. Пахло помадой, чесноком и потом. В воздухе висел туман рисовой пудры от париков. Смеялись только стоявшие у пустого камина лакеи. Собрание было слишком уж безрадостным, и я опасалась, что такими же окажутся предстоящие месяцы моего пребывания здесь.
— Позволяется ли прекрасной королеве танцевать с простыми смертными? — прошептал капитан Шарль. Он был в очаровательном китайском кафтане из зеленого шелка и в зеленых же сабо. — Музыканты, хоть и лишены того, что парижане назвали бы виртуозностью, по крайней мере, энергичны. — Он снял плюмаж со своего бархатного тока и стал им обмахиваться.
Прикрывшись веером, я улыбнулась ему.
— Прежде всего, капитан Умник, давайте внесем ясность: я не королева.
— Вы просто случайно оказались на троне?
— Увы, здесь мне сидеть и придется.
— Как… увлекательно, — состроил он забавную рожицу.
— Не смешите меня, — хихикнула я.
— Почему же?
— Мне не дозволяется приятно проводить время. Слишком серьезная должность, — заявила я, приосанившись.
— Так вы даже не присоединитесь к нам в котильоне? Я думал, парижанки одержимы страстью танцевать.
— В Париже все подвластны лишь одной истинной страсти, капитан, — сказала я. — И это, страшно признаться, стремление к богатству.
Капитан поднял руки в зеленых перчатках, притворяясь удивленным.
— Цинизм в женщинах меня поражает!
— Простите, капитан, я пыталась показаться умной… Ошибка с моей стороны, ибо я не такая.
— И все же, справедливости ради, надо признать, что в вашем утверждении есть истина. У меня имеется страсть к богатству, как вы это называете, — вернее, страсть к красивым вещам, а одно является необходимым следствием другого.
— Я и сама имею эту слабость, — печально улыбнулась я.
— Предпочитаю думать о ней как о чем-то вполне добродетельном, ибо разве поклонение красивым вещам не есть своего рода религия?
— Вы шутите и одновременно говорите о святости, капитан. Вы отважный человек.
— По-моему, святость, отвага и тяга к прекрасному присущи каждому мужчине. В женщинах же нечасто встретишь отвагу — зачастую прекрасный пол относится к этому качеству с опаской.
— Мы все ценим отвагу, капитан. Мужчины проявляют ее в седле или на поле боя. Женщинам же предоставляется меньше возможностей блеснуть смелостью — те, что выпадают нам, мы используем невинно: у портного или у шляпника.
— Или, может быть, у?.. — Он наклонил голову в направлении комнаты для игр.
— Я люблю те игры, где все зависит от случайности, капитан Шарль, но отвагой это не назовешь. По природе я осмотрительна.
— И все же, говорят, вы часто выигрываете.
— Просто не люблю проигрывать, — призналась я.
— В таком случае могу вам кое-что предложить, — сказал капитан. — Спекуляцию. Это, в конце концов, самая увлекательная из игр, где все зависит от случая. — Он замолчал и серьезно посмотрел на меня: — И она как нельзя лучше подходит женщине, осмотрительной от природы.
Ко мне направлялся дородный человек, по старой моде облаченный в длинный бархатный сюртук.
— Простите, капитан, но, кажется, ко мне сейчас начнут приставать.
— Вам требуется защита, мадам? Я мог бы стать вашим кавалером-слугой…
— Прошу вас, капитан Шарль, что бы это могло означать?
Я с облегчением заметила, что направлявшегося к нам мужчину кто-то остановил.
— Это один из очаровательных здешних обычаев. В отсутствие мужа женщине требуется внимание кого-то другого — кавалера, удовлетворяющего все ее потребности.
— Все потребности? — Я лукаво посмотрела на капитана. Он относился к мужчинам того типа, с которыми совершенно безопасно кокетничать.
— За исключением супружеских обязанностей, исполнять которые имеет право лишь муж. Благодаря суровости этого условия супруг крайне редко ревнует даму к такому кавалеру.
— Интересно… — Дородный мужчина все же направился ко мне, уже не в одиночестве. — Кстати, о мужьях, капитан Шарль: не знаете ли вы, где сейчас генерал Бонапарт?
— По-моему, совещается с офицерами в прихожей, мадам.
— Не сделаете ли мне одолжение, капитан? — Шарль низко мне поклонился. — Не передадите ли, чтобы он пришел сюда?
Кажется, эта просьба его поразила.
— Я?
— Да, пожалуйста.
— Вы хотите, чтобы я указывал генералу Бонапарту, что ему делать? — На его лице было написано отчаяние.
— Да, мой кавалер-слуга, я желала бы, чтобы моему мужу сообщили: он нужен жене, и немедленно.
— Боюсь, у меня не очень хорошо получалось в ваше отсутствие, — рассказывала я потом Бонапарту, когда мы остались наедине. С канала веял прохладный ветерок, несший запах нечистот. — О чем это вы совещались? — спросила я, закрывая ставни.
— Австрийцы опять наступают. — Он вынул саблю из ножен и провел пальцем вдоль заточенного края, разглядывая его. — Наверное, когда поеду, возьму с собой вашу лошадь.
— Вы уезжаете, Бонапарт? Уже?
— Через несколько дней.
У меня упало сердце. Как же я обойдусь без него в Милане?
— Но зачем вам моя лошадь?
— Вы приедете ко мне.
— На войну? Но, Бонапарт, не будет ли это?..
— Вы же не думаете, что я могу прожить без вас, не правда ли? — усмехнулся он, слегка дернув меня за мочку уха.
16 июля, раннее утро
Кажется, мы с Бонапартом уже привыкаем то и дело расставаться. Когда мы обнялись на прощание, солдаты засвистели.
— На удачу, — сказал он, целуя меня. Сняв с моих волос ленту, он положил ее себе в нагрудный карман, ближе к сердцу. — Я пошлю за вами, — бросил он, вскочил в седло и галопом выехал за ворота. За ним, отчаянно стараясь не отстать, помчались его войска.
ЧТО ТАКОЕ ВОЙНА
23 июля 1796 года
Закутанная в огромную черную шаль (как и все здешние женщины), я отправилась утром в церковь, чтобы поставить свечку за Александра. Его казнили в этот день пару лет назад.
С тех пор я усвоила единственную мудрость: жизнь драгоценна и мимолетна.
Плачу из-за разлуки с детьми. Мне не нравится, что мы вновь расстались с мужем. Молюсь святому Михаилу, чтобы даровал Бонапарту победу. Мне уже хочется домой.
