22 мая, Момбелло
[96]
Чудесный весенний вечер. За открытыми окнами танцуют светлячки. Пишу это при лунном свете. Сколько сейчас может быть времени? Не знаю. Письмо Терезы очень меня взволновало. Мне грустно. Сколько жизней было принесено в жертву этой нашей революции, драгоценной свободе? Думаю об Эми, обо всех умерших любимых. Думаю об Александре. «Свобода или смерть»… Неужели все жертвы были напрасны? Неужели победят роялисты, посадят на трон короля, одним росчерком пера отменят все то, за что погибло столько народу?
Сегодня держу у сердца медаль, подаренную Лазаром: святой Михаил неустанно сражается с силами зла. И думаю при этом о Бонапарте, который снова и снова противостоит врагу.
С гордостью и восхищением размышляю о его удивительных победах. Но зачем, не перестаю я удивляться, он изгоняет роялистов из Италии, устанавливает там демократию? Какое это будет иметь значение, если Париж окажется во власти роялистов?
30 мая
Лейтенант Лавалетт, немолодой уже человек, отдышался не сразу. Он снял шляпу и поправил парик в тщетной попытке скрыть лысину.
— Я прибыл в Геную вскоре после полудня, генерал, — начал он, стоя по стойке «смирно». — Немного освежился в гостинице и направился прямо в Ассамблею, поскольку…
— Переходите к делу, — забарабанил пальцами по столу Бонапарт.
— Мне сообщили, что ваша матушка находится на судне, стоящем в заливе, генерал.
— И где она сейчас?
— В Генуе, генерал, я…
— Вы оставили ее там? Лейтенант, в Генуе вот-вот начнется восстание!
— По ее настоянию, — запинаясь, проговорил Лавалетт. — Она сказала: «Здесь мой сын, так что бояться мне нечего».
На это Бонапарт улыбнулся.
— Я отдал приказание кавалерийскому отряду сопровождать ее, генерал. Они прибудут завтра.
— «Они»?
— Ваша матушка и мужчина — его имени она мне не сообщила. И при них мальчик, ее сын, — так, кажется, она сказала. Ваш брат, генерал?
— Джироламо.
— И две дочери.
— Боже мой, Бонапарт, — сказала я, вставая, — да тут почти вся семья!
1 июня
Бонапарт, я и двое «младших», Паулина и Луи, отправились встречать остальных. На дороге к югу от Милана показалась карета в сопровождении всадников. Бонапарт опустил подзорную трубу.
— Это они.
— Посмотри в трубу! — крикнула Паулина.
— Не верещи! — Луи заткнул уши. Он на два года старше сестры, и они постоянно ссорятся.
— Ох, страшно мне, — призналась я Бонапарту. Я устала от жары, очень хотелось пить.
Бонапарт расчесал волосы растопыренными пальцами.
— Мария-Анна сменила имя, теперь она Элиза. Мария-Анунциата теперь Каролина. Но Джироламо всего тринадцать. Я по-прежнему могу звать его Фифи!
— Как мне обращаться к вашей матушке? — У меня начинала болеть голова. Почему я не догадалась принять настойку опия?
— «Синьора Летиция». — Бонапарт сцепил пальцы обеих рук, разомкнул их и отер ладони о бедра. — Она родила тринадцать детей, восемь выжило.
— Замечательно! — Я не знала, что еще сказать.
— Она знаменита своими маленькими руками и ногами, — сообщила Паулина.
— Она из Сартена — тех мест на Корсике, что известны своими разбойниками и кровавой вендеттой. — Бонапарт поправил пояс. — В детстве мама казалась мне воительницей.
Заржала одна из наших лошадей. Бонапарт постучал в потолок кареты, и та внезапно встала, повалив меня вперед. Бонапарт распахнул дверцу и соскочил на землю.
— Подожди минутку! — по-итальянски завопила Паулина, завязывая ленты шляпы. — Наполеон, подожди!
Лакей опустил ступеньку и помог Паулине выйти из кареты. «Моя корсиканская семья!» — услышала я, закрывая плечи шалью.
— Мадам? — Луи протянул мне руку в белой перчатке. — Позвольте предложить вам мою защиту. Бонапарты — известные скандалисты.
— Вы так деликатны, Луи. Но как же так вышло? Вы уверены, что вы Бонапарт?
Я с облегчением увидела его улыбку.
«Больше никаких рискованных замечаний!» — сказала я себе.
Мы подошли к шумной группе. Мальчик, смеясь, разгуливал в пыли на руках. Это, несомненно, Джироламо. Когда он опустился на ноги, Бонапарт стукнул его кулаком по плечу, тот ответил тем же.
— Интересно, кто этот полный мужчина? — заинтересовался Луи.
У кареты стоял пожилой человек с круглой физиономией и изумленно наблюдал за тем, как Освободитель Италии душит своего младшего брата, а тот ругается, словно заправский моряк.
— Вы его не знаете?
Полная девочка лет четырнадцати — младшая сестра Бонапарта, решила я, — восторженно прыгала перед Паулиной. Худая женщина с мужскими чертами лица, смотревшая на всех с осуждением, — скорее всего, Элиза. В центре группы стояла миниатюрная женщина в черном полотняном платье с небольшим вырезом у шеи, довольно безвкусно подчеркнутым желтым рюшем.
— Ты убиваешь себя, Напольоне! — сказала она. Во всяком случае, так я услышала, ибо из-за сильного корсиканского акцента понять ее было трудно.
— А, вот и вы! — Бонапарт выпустил из захвата юного Джироламо, который тут же снова вскочил на руки. Затем взял меня за локоть и развернул к своей матери. — Мама, позвольте представить вам мою жену, Жозефину.
Я сделала почтительный реверанс.
— Наконец-то я познакомилась с моей высокочтимой матушкой, — поцеловала я ее в щеки. Она оказалась меньше ростом, чем я ожидала, но и гораздо страшнее.
Синьора Летиция, хмурясь, оглядела меня с ног до головы и что-то сказала Бонапарту по-итальянски. Затем повернулась к старшей дочери:
— Приведи своего мужа.
— Сейчас? — икнув, пролепетала Элиза.
Бонапарт перевел взгляд с сестры на стоявшего у кареты мужчину.
— Элиза вышла замуж? Но я не давал разрешения!
— Ты не глава семьи! — отрезала синьора Летиция.
— Феликс! — крикнула Элиза. — Подойди сюда!
— Я тоже выйду замуж! — заявила вдруг Паулина, показывая кольцо на пальце.
Мать Бонапарта мрачно смотрела на меня, будто в том была моя вина. Тут мне в глаз что-то попало, и я сжала руку мужа.
— На солнце слишком жарко.
3 июня
Приехали Феш, дядя Бонапарта, его брат Жозеф и его застенчивая жена Жюли, так что теперь вся семья Бонапартов в сборе — за исключением Лючано, брата Наполеона, который, как мне сказали, отказался приехать в Италию из-за меня… Пожалуй, его следовало бы именовать Люсьеном, поскольку он, кажется, тоже сменил имя.
