— Имея нужные связи, можно заработать миллионы.
Моя лошадь принялась вдруг прядать ушами. Послышался стук копыт. На опушке леса показалась Лизетт, а следом за ней — Жюно и Эжен. Крича и смеясь, они галопом поскакали к нам.
— Нас с вами нашли, капитан, — сказала я.
— Теперь пойдут слухи. — Капитан Шарль пришпорил Восточный Ветер; та встала на дыбы и помчалась прочь. Моя лошадь натянула удила, желая направиться следом. Я ухватила ее за гриву и слегка отпустила удила. Сердце колотилось, ветер дул мне в лицо.
9 июля
Завтра сюда прибудет австрийская делегация. Мне весь день наводили красоту: покрывали воском, чтобы смягчить кожу, массажировали. Лизетт красила мне ногти, в то время как Эжен проверял, знаю ли я имена и титулы дипломатов, входящих в состав делегации (Кобленц, Галло, Мерфельд, Фикельмон), а также их детей, родителей, даже дядь и теть, кто, когда и в каком городе родился.
«Ты все это знаешь, мам!» — восхитился Эжен, отбрасывая списки.
10 июля, четыре часа пополудни или около того
Делегация будет здесь через час.
— Вы никогда не выглядели более прекрасной, — почтительно сказал мне Бонапарт, рассматривая детали моего наряда, напоминавшего древнеримский. Распущенные локоны венчал филигранной работы золотой лавровый венок.
— Не слишком ли этот наряд современен? — Я рассматривала себя в зеркало.
— В том-то и дело. Старый мир встречается с новым и склоняется перед ним.
Да уж, новый мир… Я улыбаюсь, вспомнив, как Бонапарт отказался шнуровать сапоги шелковыми лентами. Зная аристократов, я боялась, что они посмеются над его кружевами и круглой шляпой.
— Да они скоро будут носить плебейские шнурки на обуви! — сказал Бонапарт, осторожно поцеловал меня и ушел в кабинет, к своим картам, документам и донесениям — изо дня в день, из ночи в ночь он занят этой работой. Выигранные сражения — всего лишь один из этапов, на следующем предстояло утвердить в Италии демократию.
— Прежние короли никогда так не трудились, — сказала я Лизетт и повернулась, чтобы рассмотреть себя в зеркале сбоку. В Италии я похудела из-за недуга, однако сейчас осталась довольна собой: худоба меня молодила.
В дверях появились капитан Шарль и Эжен, вместо пелерин на них были столовые скатерти, а вместо шляп — абажуры.
— Мы толшны иметь мир! — хором прокричали они с австрийским акцентом.
— Не заставляйте меня смеяться, — попросила я, не в силах сдержаться от хохота. — Весь грим смажется!
Двадцать минут двенадцатого
Все прошло хорошо! Я довольна, Бонапарт — нет. Готовлю ванну, чтобы его успокоить.
В целом дипломаты оказались приятными людьми, особенно граф де Кобленц, глава делегации, который прекрасно говорит по-французски.
— Предвижу много совместных приятных вечеров, — сказала я на прощание делегатам и, отважившись, добавила: — Граждане.
Граф де Кобленц, правильно понявший мои слова, улыбнулся и по-братски меня обнял.
Этот некрасивый, но веселый старик обладает свойственным аристократам талантом делать так, что все в их компании чувствуют себя непринужденно.
Мы говорили о «Сиде» Корнеля (части которого, как я с удивлением обнаружила, Бонапарт помнит наизусть); о новой эпической поэме Гёте «Герман и Доротея»; о теориях электричества и животного магнетизма; об опере Моцарта «Женитьба Фигаро». Бонапарт хвалил своего любимого Оссиана, что удивило австрийцев и, я заметила, произвело на них сильное впечатление: кто бы подумал, генерал-республиканец читает поэзию!
— Очаровательные ублюдки, — сказал Бонапарт, когда за австрийцами закрылись двери. — У них нет ни малейшего желания договариваться о мире.
14 июля
Сегодня вечером я уже готовилась лечь в постель, когда ко мне ворвался Бонапарт.
— Они упираются, — злился он, расхаживая туда-сюда перед гардеробом, заложив руки за спину. — Они не желают прийти к соглашению.
Бонапарт присел на табурет.
— А зачем им соглашаться? Пока роялисты собирают силы в Париже…
Он сжал кулаки.
Ла-Шомьер
Дорогая, до меня дошли слухи, что Лазара прочат в военные министры. Ваш муж будет получать приказы от Вашего бывшего любовника?
Боже мой!
Любящая Вас Тереза
18 июля, за полночь (не спится)
— Позвольте вас спросить… — Рука Бонапарта, скользнувшая по моему плечу, была холодна.
— Разумеется! — Я поцеловала его руку будто для того, чтобы согреть ее, согреть его.
— Насколько… насколько близки вы были с генералом Гошем?
— Мы были друзьями.
Бонапарт фыркнул:
— Вы были любовниками. Это всем известно.
Я натянула на себя простыню.
— В тюрьме — да.
Мне не хотелось открывать всю правду.
— Генерал Гош привлекает женщин. Его называют «кавалером спален».
— Бонапарт, пожалуйста, не будьте таким!
Отстранив руки Бонапарта, которыми тот пытался отгородиться от меня, я прижалась к нему, точно зная, чего он хочет.
1 августа
— Что означает Res non verba? — спросил Эжен, отрываясь от чтения «Монитёр».
«Res non verba» — девиз Лазара. Я заглянула сыну через плечо. В газете приводилась обращенная к солдатам речь Гоша.
— Это означает «Дела впереди слов», — сказала я, огорченная неспособностью сына перевести простую латинскую фразу. За дверью послышалось позвякивание шпор. Я торопливо сложила газету.
— Эжен, не говори при Бонапарте о генерале Гоше, — тихо предостерегла я, поднимаясь, чтобы приветствовать мужа.
27 июля, Ла-Шомьер
Дорогая, Лазара вынудили покинуть Париж, его подозревают в предательстве. Меня одолевают дурные предчувствия. Баррас отказывается говорить об этом. Если можете пролить свет на эту тайну, пожалуйста, дайте мне знать.
Ваша любящая подруга Тереза
Вецлар
Роза, простите за это письмо. Отправляю его с курьером, которому доверяю, в противном случае я бы не компрометировал Вас подобным образом.
Сообщения о моем позоре найдете в газетах. Умоляю Вас верить мне, а не им: я не запятнал себя бесчестьем. Совесть моя чиста, но я несу бремя позора. Это не по своей воле. Заверьте сына, что я верен присяге, данной республике.
Если что-то случится, пожалуйста, умоляю Вас, помогите моей жене и ребенку.
