Он опустился на темно-красную софу; его деревянная нога торчала в сторону, как весло лодки.
— Вчера, как мне сказали, устроили большое празднество в его честь. Даже мы, плебеи, которых не пригласили, были, как говорят англичане, чрезвычайно возбуждены этим событием.
— Да, праздник получился замечательный. — Не каждый день теперь проходят балы в старорежимном духе: с оркестром в полном составе, танцорами и ужином. — И очень умно организован. Министр иностранных дел превратил свой дом в оперные кулисы.
— Мне говорили, что там исполнялся танец, который духовенство намеревается запретить. Уолльс? Нет, вальс!
Где-то в глубинах дома залаяла собака.
— Капитан велел передать вам, что он сейчас будет, — объявил дворецкий.
В тот же миг, застегивая верхнюю пуговицу белого аттилы
[100] с золотыми шнурами, вошел и сам капитан.
— Мадам Бонапарт, надеюсь, ваш визит означает…
— Пока не знаю, — призналась я. — Мы с адвокатом внимательно прочитали контракт и, учитывая размер инвестиций, боюсь, не…
Гуго поднял руки:
— Прежде чем вы продолжите, мадам, вам следует знать, что мы готовы поднять вашу долю до двенадцати процентов.
Они ее удвоили.
— Благодарю вас за предложение, гражданин Боден, но, боюсь, мне требуется по меньшей мере пятнадцать.
— Договорились, — согласился Гуго.
Договорились? Я посмотрела на одного, потом на другого. Затем улыбнулась капитану и сказала:
— Капитан Шарль, выходит, мы теперь компаньоны.
— Ура! — воскликнул Гуго в порыве. Мы выпили за успех предприятия по стопке шартреза.
Позже, уже возвращаясь в карете, я смеялась, вспоминая свою сиюминутную смелость. Пятнадцать процентов — небольшое состояние, в котором я остро нуждалась.
Тереза, узнав, пришла в восторг.
— Неужели вы действительно будете партнером в компании, осуществляющей военные поставки? Это так смело! Вы — единственная из знакомых мне женщин, кто отважился на это.
— Но ведь это вы посоветовали мне этим заняться.
— Просто не могу поверить! Будете загребать миллионы!
— Скорее, брать миллионы в долг.
6 января
— Это большая сумма, — предостерегла я Барраса. Кожаное кресло подо мной скрипнуло. — Четыреста тысяч…
Я осознавала, что быстро моргаю при этом: раз, два, три раза подряд.
Баррас прислонился к спинке кресла, рассматривая ногти. Затем улыбнулся:
— Добро пожаловать в мир больших финансов!
То есть крупных долгов и объемных доходов…
8 января
— Какая-то негритянка требует встречи с вами, — сообщила Лизетт. — Я велела ей идти к черному ходу, но она стоит у парадной двери.
Повозившись с оконным шпингалетом, я выглянула наружу. Во дворе стояла высокая пожилая женщина с темной кожей. Она ежилась от холода под старым шерстяным плащом, надетом поверх длинного платья калипсо.
— Мими? — Она подняла на меня глаза и сощурилась от яркого солнца. — Мими!
Мы не виделись семь лет, расставшись в трудное время, когда революция расколола наш привычный уютный мир. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
— Я уж думала, никогда тебя не увижу, — сказала я, едва не плача. В юности Мими была мне сестрой, матерью, подругой. Это она научила меня танцевать, гадать на картах, делать амулеты, она ухаживала за мной во время детских болезней, помогала мне при родах, была няней моим детям.
— Йейета, — назвала она меня старым прозвищем. Ее акцент был для меня, как музыка. — Все плачешь по-прежнему. — И она добродушно улыбнулась, обнажив крупные зубы.
Мы проговорили несколько часов. Я так изголодалась по новостям из дома.
— Как мама? — спросила я первым делом.
Мими оттопырила толстую нижнюю губу, обнажив нежную кожу цвета розовой устричной раковины.
— Она не может ходить, и руки не двигаются.
— Ужасно!
Моя мама — женщина гордая и независимая. Она управляла семейной плантацией сахарного тростника без помощи моего несчастного отца, а после его смерти сумела выплатить его долги.
— Она говорит, ты вышла замуж за якобинца, за самого дьявола.
Я улыбнулась. Меня это не удивляло. Мама верит в Бога и в короля.
— Я скучаю по ней.
Мими прикоснулась к моей руке.
— Она велела мне присматривать за тобой ради нее.
У меня появился ком в горле. Ох, мама…
9 февраля
Сегодня собиралась встретиться с Гуго Боденом и капитаном Шарлем, но оказалось, что это слишком сложно. Бонапарт желает знать о каждой моей поездке.
10 февраля
Утром Бонапарт уехал с Эженом и Луи в инспекционную поездку по побережью. Я махала им, пока карета не скрылась из виду. Бонапарта не будет здесь три недели; времени у меня достаточно.
Без даты
Баррас согласился на один процент, но военный министр, предупредил он, захочет больше.
— А как же генерал Бертье? — Бывший начальник штаба Бонапарта ныне стал командующим Итальянской армией.
— И он тоже, — сказал Баррас.
Все хотят по куску от доставшегося мне пирога.
18 февраля
Я приготовилась ехать в Люксембургский дворец на встречу с Баррасом, когда в узкую аллею въехала карета Бонапарта. От лошади в холодном воздухе шел пар. Наполеон на ходу выскочил из кареты.
— Вы рано вернулись, — приветствовала я его, обнимая, но думала о том, что, похоже, буду вынуждена отменить сегодняшнюю коммерческую встречу.
— Увидел то, что мне надо было.
— Удачно съездили? — От него пахло морем.
— Директора спят. Мы не в том состоянии, чтобы атаковать англичан.
Его новый секретарь Фовель Бурьенн с трудом вылез из кареты; следом за ним, зевая и моргая, показался Луи Бонапарт, а затем и Эжен — с торчащими в разные стороны, как солома, волосами.
— Добро пожаловать домой! — сказала я, целуя сына в щеку (щетина?), но думая о том, как передать необходимое Баррасу. Коммерческие дела с «Боден компани» придется отложить.
23 февраля
Каждый день заезжает гражданин Талейран, министр иностранных дел, и они с Бонапартом исчезают в кабинете. Тогда и я испаряюсь под предлогом, что еду в школу верховой езды. Или к портнихе. Или навестить Терезу.
