— Куда не поеду? — спросила я, не понимая, и натянула на себя простыню. Я была нага, мой ночной наряд затерялся среди простыней. В Тулоне Бонапарт сделался особенно пылок. Возвращение к обязанностям командующего придало ему еще больше энергии и в радостях супружеской жизни.
Он сел на кровать. Я подвинулась, освобождая ему место. Он положил руку мне на плечо, как бы утешая, и тут до меня дошла суть сказанного.
— Бонапарт, нет! Пожалуйста, не оставляйте меня. — Я чувствовала, что вот-вот заплачу. Глупые слезы…
— Слишком опасно — там англичане. Они, скорее всего, атакуют нас. — В комнате было тихо, только тикали часы.
— Раньше вы мне об этом не говорили!
Он поднял мою руку и поцеловал.
— Когда прибудем в Египет, я пошлю за вами корабль. «Ла-Пумон», если хотите.
Я прижалась головой к его плечу.
— Мне страшно расставаться с вами, Бонапарт.
— А чего вам бояться?
«Вашей семьи», — подумала я.
15 мая
Сижу в праздности, в то время как все вокруг суетятся, готовятся к своему «Крестовому походу». Всех переполняет радостное возбуждение, а мне грустно… и страшно.
18 мая
Судя по флагам, ветер дует на восток. Эжен взбежал по лестнице в мои апартаменты — щеки так и пылают.
— Отплываем на рассвете! — крикнул он, тяжело дыша.
19 мая
Ночью не смогла уснуть. При первых признаках рассвета, при первом же крике петуха выскользнула из постели и подошла к окну. Мачты в гавани качались, дул бриз. Флюгер показывал на восток.
— Где Фовель? — Бонапарт вскочил с постели. Я помогла ему надеть мундир. Он побрился еще вечером в предвкушении утра. Стук, еще три.
— Вот он.
— Генерал, они…
Бонапарт выскочил за дверь, на ходу застегивая свои полотняные штаны.
Я села к туалетному столику и всмотрелась в зеркало. Утренний свет жесток — в нем ясно видны морщины, появляющиеся от тревог.
В дверь стукнули еще раз. Снова Фовель, с извинениями:
— Двадцать минут, мадам. — За выделенное мне время Мими сотворила маленькое чудо, превратив меня из озабоченной женщины, не спавшей ночь, в элегантную жену генерала Бонапарта.
Ворвался Эжен и остановился, приняв героическую позу:
— Ты готова?
Его позвали с первого этажа.
— Иду! — Он пронесся по лестнице, шляпа летела следом.
Мы вышли на утреннее солнце, и тут раздались крики. Люди в разноцветной праздничной одежде размахивали флагами. Вокруг человека, с плеч которого свешивалась доска с надписью: «Последние ставки здесь», с названиями стран и количеством сделанных ставок, собралась небольшая толпа. Я не стала читать написанное, опасаясь, что по выражению лица станет понятно, куда именно направляется экспедиция.
«Португалия, — повторяла я про себя. — Они плывут в Португалию». Толпа приветственно загудела, потом все грянули «Прощальную песню».
Наконец настал момент, которого я так боялась. Я взяла Эжена за руки, всматриваясь в его лицо — в его глаза, в веснушки на носу и щеках, — и подумала: «Я навсегда запомню его таким, если…»
— Как сказать солдату, чтобы он был осторожен? — спросила я, задыхаясь.
— Мама! — Он вырывался из моих объятий, ему было неловко перед Луи и остальными.
Я быстро поцеловала его, пока не вырвался.
— Я приеду к тебе.
Скоро.
Бонапарт встретил меня у балюстрады. Я прижимала к носу платок. На нас, я знала, смотрят все.
— Оставайтесь в Тулоне, пока не станет известно, что мы добрались, — предупредил он.
— Есть шанс, что вы можете повернуть обратно?
Он убрал с моего лба локон.
— Если заставят. Англичане.
— Ох, Бонапарт, как мне тяжело! — Я прижалась щекой к грубой шерсти его мундира — того самого любимого потертого мундира…
— Если что-нибудь потребуется, обращайтесь к Жозефу, — хрипло сказал он. — Я велел ему выдавать вам по сорок тысяч в год.
— Но я же приеду к вам через несколько месяцев!
— Вы поедете в Пломбьер на лечение?
Я кивнула. Там лечат бесплодных женщин.
— Когда будет безопасно, я пришлю за вами «Ла-Пумон». — Он поцеловал меня в щеку. — А затем мы займемся нашим проектом.
— Генерал Бонапарт! — окликнул его секретарь.
— Минутку, Фовель.
Порыв ветра бросил волосы мне в глаза. Я схватилась за поля шляпы. Бонапарт положил руку мне на плечо.
— Если мне…
— Нет, Бонапарт! — Я верила, что его бережет ангел-хранитель.
Он замолчал, глаза поблескивали. Я прижалась лицом к его шее.
— Прошу вас: берегите себя.
Меня проводили на балкон Морской интендантской службы, где уже сидело несколько дам, жен офицеров. Они потеснились, чтобы я могла занять лучшее место. На балкон вышел казначей с подносом, на котором стояли бинокли.
— О! — воскликнули все дружно и рассмеялись.
Я взяла бинокль и отыскала палубы флагманского корабля «Ориент».
— Вижу вашего мужа, — сказала я мадам Мармонт — шестнадцатилетней девочке, только что вышедшей замуж. Но я не видела ни Эжена, ни Бонапарта. — У штурвала. — Я показала ей, как настроить бинокль, навести на резкость.
Она опустила бинокль, ничего не видя от слез.
— Безнадежно…
Выстрелила пушка! Толпа на берегу запела «Марсельезу», на балконе подпевали. Я поднесла к глазам бинокль и нашла наконец Бонапарта: он стоял в группе мужчин у штурвала. Я узнала его по шляпе. Сердце переполнилось гордостью. Теперь я искала Луи и Эжена.
— Я поставила на Сицилию, — призналась одна женщина.
— А я уверена, что плывут в Африку, — объявила мадам Мармонт. — Иначе зачем им брать с собой столько воды?
— Даже я не знаю, — солгала я.
Корабли стали поднимать якоря, в форте стреляли пушки, оркестр на берегу грянул гимн. Военные корабли и форт обменялись салютами. В воздухе пахло порохом.
— Поднимают паруса! — Ветер повлек «Ориент» вперед. Толпа на берегу зашумела.
— О нет! — воскликнула я, ибо огромный корабль сильно накренился.
— Что-то неладно! — Мадам Мармонт вскочила на ноги.
— Зацепил дно!
— Выправится, — успокоила я, как и пристало мадам Бонапарт. Но втайне меня била дрожь.
— Уже выправляется.
