Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 128. Автор книги Сандра Галланд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»

Cтраница 128

Приехала домой, где меня поджидали безрадостные вести. В толстой пачке визитных карточек, поздравительных писем и обычных требований от кредиторов была короткая записка от Барраса: «Срочно приезжайте ко мне, как только вернетесь в Париж».

Я вернула на голову только что снятую шляпу.

— Что, мам? — Гортензия сделалась щепетильна в отношении перемен моего настроения.

— Меня желает видеть директор Баррас.

Не было сомнений, что у него есть какие-то новости с востока о Бонапарте. Или, может быть, об Эжене. Мне не понравилось слово «срочно».

Добраться до дворца оказалось нелегко: улицы забиты, повсюду признаки подготовки к празднику, седьмой годовщине революции. На улице Оноре на церковной колокольне висит огромный транспарант, на котором изображен Бонапарт на фоне пальм и пирамид.

— Мадам Бонапарт! — пожилой лакей Барраса поклонился мне в ноги. — Директор Баррас очень ждал вас.

Бруно открыл большую дубовую дверь.

Когда я вошла, Баррас играл на скрипке. Увидев меня, он прекратил игру, монокль с золотым ободком закачался на розовом шнурке, глаза излучали нежность и печаль.

— Для меня такое облегчение видеть вас! Благополучно доехали? Очень похудели. — У него такой приятный голос — как звон колокольчика.

Я обняла его, вдохнула знакомый запах амбры. Как я поживаю? «Чудесно-чудесно», — лгала я. На самом деле путешествие оказалось тягостным, но я не хотела перечислять, что и где у меня болит.

— Я получила вашу записку, — проговорила я, садясь со всей осторожностью: после двух дней тряски в карете у меня вновь воспалилось бедро. — Признаться, я в нетерпении.

— Разумеется, разумеется! — Баррас сел на стул рядом со мной и беспокойно поерзал. — У нас были… новости, — сказал он, прокашлявшись, — его кадык от волнения двигался то вверх, то вниз.

— Поль, пожалуйста, скажите… у них все в порядке? — Ничто не могло быть хуже того, что я себе воображала.

— Бонапарта имеете в виду? — Баррас положил лодыжку одной ноги на колено другой.

— Да… и как там мальчики?

— У них все в порядке, уверяю вас, но было… Как бы это сказать? Имела место неудача. Хотя, уверяю вас, Бонапарт и мальчики в безопасности, — повторил он и поднял левую руку, как бы давая присягу, — как и большинство остальных.

«Большинство»? Я вопросительно склонила голову чуть набок, звякнули серьги.

— Флот, однако… затонул, — шепотом закончил Баррас.

Затонул! Оглушенная, я ждала объяснений. Оказывается, после того, как адмирал Брюейс привел флот в Абукир и стал там на якорь, налетели англичане и уничтожили все наши корабли, кроме четырех. Капитан «Тимолеона» поджег свой корабль, отказавшись сдаться. Он погиб, стоя на палубе. Адмирала Брюейса, стоявшего у руля «Ориента», разорвало на части. Взрыв пороха в трюме был слышен в Александрии — на расстоянии в двадцать пять миль. Сражение продолжалось три дня, в истории не бывало более кровавых морских битв. Между тем англичане не потеряли ни единого корабля.

Я приложила кулак к губам, потрясенная тяжестью наших потерь. Величайший флот в истории со времен Крестовых походов — погиб? Более трех тысяч убитых и раненых. Все запасы, включая и золото, на которое предполагалось закупать провизию для армии, затонули.

Баррас плеснул себе в стакан, проливая на ковер.

— И разумеется, несчастье заключается в том, что сейчас войска… — он снова прочистил горло, — в затруднительном положении.

У меня неистово забилось сердце.

— Но мы, конечно, спасем их? — сказала я, скручивая носовой платок.

— Я пока не понимаю как. Теперь море во власти англичан. Сомнительно, чтобы оттуда проскочило хотя бы паршивое почтовое суденышко.

Меня охватила паника. Надо было поспешить домой, пока я в силах держаться.

— И мы должны хранить это в тайне, — продолжал Баррас.

— Но, Поль, весь флот! Как вы можете?..

— Выставка открывается завтра! Мы запланировали зрелищное празднество Нового года во имя победы Бонапарта. И тут вдруг эта история… Народ смеется над нами. Меня уже обвиняют во всех пороках, во всех мыслимых преступлениях — даже в мелких кражах. Слышали последнюю эпиграмму? «Если бы только республику можно было избавить от Барраса». Очаровательно, вы не находите? А этот плакат с пикой, листом салата и крысой? [109] Он повсюду, скоро сами его увидите. Я наконец понял, что он означает: «Седьмой год убьет их». И, знаете, я начинаю думать, что, может быть, они…

— Поль, пожалуйста, скажите мне: чем это все чревато?

Стакан, брошенный Баррасом, не попав в камин, разбился о стену. Тото вскочил в испуге.

— Страшно подумать! Богом проклятые англичане потопили весь французский флот.

Баррас сел на стул и закрыл глаза руками.

— Боже правый, я схожу с ума…


17 сентября

Гортензия прыгает от радости:

— Ленты и букеты на всех столбах!

— И разноцветные шелковые флаги трепещут на ветру, — засмотрелась Эмили (теперь мадам Лавалетт).

— Это замечательно, — сказала я, стараясь придать голосу хоть чуточку оптимизма.

Гортензия встревожилась:

— Мы ведь поедем на выставку, правда, мам?

Принимать поздравления с победами моего мужа, улыбаться, кланяться, кивать — одним словом, притворяться — оказалось проще, чем я ожидала. Я как будто издалека наблюдала за тем, как люди танцуют, поют, важно расхаживают в отсвете славы родной страны, наслаждаются иллюзией победы. Но вскоре придет осознание реальности. Неужели за величайшими победами всегда следуют величайшие поражения?

Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Это был Баррас. Вид нездоровый — несомненно, после вчерашнего пьянства.

— Как вы? — спросил он; его тихий голос едва слышался из-за окружающего шума. На нем были церемониальная роба директора, огромная малиновая пелерина из кашемира и бархатный ток с трехцветным плюмажем.

— Не так уж плохо, — сказала я, не спуская глаз с Гортензии, Каролины, Эмили и Жерома, стоявших возле торговца лимонадом. Непосредственно перед сценой отгородили веревками места для Бонапартов. — Не так тяжело, как я думала.

«Это днем, — подумала я про себя. — Ночью — совсем другое дело».

— Они уже знают? — Я кивнула в сторону Бонапартов — Жозефа и его жены Жюли, вернувшегося с Корсики Люсьена, Паулины и Виктора Леклерка, недавно прибывшего из Милана. На этом празднестве все они были странно угрюмы.

— Конечно нет. Эта горячая голова Люсьен через минуту разболтал бы «Монитёр» и во всем обвинил бы директоров — вернее, меня. Вы знаете, что он теперь секретарь Совета Пятисот?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация