— Но его лишь три месяца назад избрали депутатом…
— Он приобрел известность благодаря критике в адрес директоров, и особенно — в мой адрес. А что до улыбчивого шакала, этого человека с мягкими манерами… — Баррас приподнял одну густую бровь. — С Жозефом Бонапартом я бы темным переулком не пошел.
— Но почему они так мрачны?
Баррас фыркнул:
— Им не нравятся места, они предпочли бы сидеть на сцене, чтобы плакатов было как можно больше и касались только их! — вскинул руки Баррас. — Короче говоря, Бонапартам всегда всего недостаточно. Ваш муж, разумеется, исключение.
— Разумеется, — эхом отозвалась я. Я, признаюсь, не слушала, наблюдая за тем, как привлекательная молодая женщина, наклонившись, говорит с Жозефом. Что-то в ней показалось мне знакомым.
— Готовы, директор Баррас? — К нам подошел директор Нёшато, вновь избранный член совета директоров и, как министр внутренних дел, вдохновитель выставки. Я искала случая лично поблагодарить его за ответ на мою просьбу увеличить финансирование муниципалитетов округа Вож. Кроме того, у меня имелись к нему еще несколько просьб. «Но самое главное, — думала я, — Бонапарту потребуются союзники, особенно теперь».
Я протянула руку директору Нёшато:
— Прекрасная выставка, директор, воодушевляющая! Поздравляю вас.
Женщина, говорившая с Жозефом, встала и повернулась — Лизетт! Она направилась к двери, драгоценные камни в ее прическе сверкали в свете факелов. А ведь Фуше предупреждал меня, что в последнее время ее видят среди Бонапартов.
«О чем ей говорить с Жозефом?» — предчувствуя недоброе, подумала я. И вспомнила брошенные ею слова: «Вы еще пожалеете!»
Заиграл военный оркестр. В толпе все задвигались, вытягивая шеи.
— А вот и она, — сказал Баррас с провансальским акцентом, — наша прекрасная амазонка.
Посмотрев в сторону входа, я увидела возвышавшуюся над окружающими Терезу в мерцающем розовато-лиловом платье. За ней следовали лакей и няня с Термидор на руках. Тереза заметила меня, удивилась и замахала руками.
Директор Нёшато положил руку в перчатке на плечо Барраса.
— Нас призывают, директор, — позвал он Барраса и вместе с ним направился к сцене.
— Я даже и не знала, что вы вернулись! — воскликнула Тереза, обнимая меня.
Я взяла ее за руку, отчего-то задыхаясь. Я так была рада этой встрече!
Тереза, слегка отстранившись, стала меня рассматривать.
— И как вы себя чувствуете?
— Все будет хорошо, так я полагаю. Главное, что я встала на ноги и могу передвигаться.
— Что вы думаете обо всем этом? — спросила Тереза, прежде чем я успела сказать ей о Лизетт. — Все сходят с ума по вашему мужу. Может быть, он не ошибся и вы действительно приносите ему удачу?
Я отвернулась. Лгать Терезе я не могла, но, по счастью, подошла няня с Термидор. Ребенок засунул большой палец в рот, глазки полусонно закрывались.
— Малышка хочет спать, — заметила Тереза.
— Я не малышка, — сказала Термидор, вынув изо рта палец. — Мне…
— Знаю: три года. — Я взяла ее на руки. — Боже мой, да ты уже совсем большая девочка!
Я прижала ее шелковистую щеку к своей. Запах душистого мыла.
— Из тебя получится замечательная бабушка, — улыбнулась Тереза.
Она не сказала «замечательная мать».
19 сентября
Бессонная ночь. Вот уже год прошел со смерти Лазара, а я до сих пор часто о нем думаю. Я не приношу удачу. Все мужчины, кого я любила, умерли в бесчестье. Мне становится жутко при мысли, что может статься с Бонапартом и Эженом. Я уже оплакала слишком многих любимых. Молю своих ангелов-хранителей: летите, летите! Летите к ним. Оберегайте их.
21 сентября
Ах, мои милые Глории…
— Дорогая, такое облегчение видеть вас! Что вы сделали со своими волосами?
— Мне нравится это платье. Повернитесь, дайте посмотреть.
— О, другое дело! Мне нравится этот шарф через плечо.
— Весь Париж поет хвалы вашему мужу.
— Мой повар зовет его Французским Цезарем.
— Да здравствует Цезарь! — Фортюне Гамелен была в голубом парике. Перекрасила один из светлых париков Терезы. — Бог мой, отличное шампанское! — воскликнула Фортюне, поводя плечами, чтобы опустился лиф платья. — Прикажите девушке принести еще несколько бутылок, Жозефина. Вот видите? Я помню.
— Гражданка Мармонт сказала, что вы с ней едете в Египет, что генерал пришлет с Мальты за вами «Ла-Пумон». Это правда?
— Так романтично! Хотелось бы мне, чтобы за мной тоже прислали корабль.
— Но достаточно ли вы здоровы для путешествий, дорогая? Я заметила, вы немного прихрамываете.
— Мы читали все о вашем лечении в медицинских журналах — такой ужас!
— Просто чудо, что вы выжили после такого лечения!
— И все эти клизмы… боже мой!
Из-за ярких шелковых цветов на чепце мадам де Крени казалась ниже ростом.
— Это единственное, что я не могу выносить.
— Клизмы? Некоторые женщины их любят, — захихикала Минерва.
— А некоторые мужчины любят их ставить.
— Ей-богу! — захохотала Фортюне Гамелен.
— Это правда. Мадам Мерсье постоянно жалуется, что ее муж слишком охотно ее лечит.
— Ах он, негодник!
— Не то чтобы я хотела сменить тему разговора, Жозефина, но правда ли, что ваша золовка со своим мужем купили большой дом на углу улицы Мон-Блан?
— Леклеры? — Кивнув, я выложила на стол очередную карту. По возвращении из Милана Паулина и Виктор купили (говорят, за наличные!) дом через три от нашего. Всякий раз, как я прохожу мимо него, вижу в окне лицо Паулины. За глаза зову ее моей личной шпионкой.
— По-моему, хорошо, когда родственники живут рядом, — сказала мадам де Крени. Мы с Терезой переглянулись.
— Не всегда, — призналась я.
— Вот как? — Все выжидающе на меня уставились.
— Вы всегда можете нам довериться, — подбодрила меня Минерва, уловив мою нерешительность.
И тут я выложила все: что Жозеф поклялся разрушить мой брак, что мать Бонапарта обзывала меня старухой и того похуже; что Паулина шпионит за мной; что я наконец поняла: для корсиканца жена не значит ничего, в отличие от семьи. Любовь моего мужа ко мне и моим детям вызывает у его родни ревность.
— Бог мой, я слышала о вендеттах, но… я понятия не имела! — болтая ногами, воскликнула мадам де Крени.
— Меня удивляет эта суета вокруг ваших коммерческих дел. Я думала, дядя вашего мужа занимается снабжением армии.
