— Есть только один способ выяснить, — заговорщически сообщила Каролина. — Если другая женщина забеременеет от Наполеона, сразу станет ясно, что…
Ну и наглая же девчонка!
— Каролина! — возмутилась моя дочка.
— Я же не говорю, что ему следует так поступить, — просто так можно определить, кто повинен. И кстати, тебе скоро семнадцать, так не пора ли подумать о замужестве?
Мой выход.
— Мне известны несколько молодых людей, готовых предложить Гортензии руку и сердце. Например, гражданин де Ма.
Каролина оттопырила губы.
— Он игрок и невежа.
— Есть у него и другие качества, вполне достойные, — сказала я, но, признаться, подумала, что слова «игрок и невежа» наиболее характеризовали мужа Каролины, Иоахима Мюрата.
— Я выйду замуж по любви, — улыбнулась Гортензия, прижав руки к сердцу.
— Есть много форм любви, — заметила я, насторожившись излишней романтичностью в представлениях Гортензии о браке. — Брак по усмотрению родителей часто перерастает в искреннюю преданность, тогда как романтические чувства со временем увядают.
— Мой муж меня любит, — сказала Каролина. — Делает все, о чем его ни попрошу.
Послышались приближающиеся шаги и шорох шелкового платья. В дверях появилась Мими.
— Йейета, — обратилась она ко мне, пользуясь моим детским прозвищем, и воздела глаза к небу, — архитекторы велели передать, что парник будет закончен на следующей неделе. Держу пари, его не доделают и через два месяца.
— А мы знаем, что Мими умеет предсказывать будущее, — констатировала Гортензия, с улыбкой глядя на свою бывшую няню.
— Но может ли она предсказать, когда кто-то умрет? — спросила Каролина. — На Корсике есть женщины, что выходят ночью из дома и убивают какое-нибудь животное. В тускнеющих глазах своей жертвы они видят лицо человека, который тоже вскоре умрет. Это правда! Любой корсиканец вам подтвердит.
— Несомненно, но таких предсказаний Мими не делает, — виновато улыбнулась я.
— Что же она тогда умеет? У моей мамы была негритянка, умевшая предсказывать погоду с помощью палочек.
Каролина взяла три последние макаронины, остававшиеся на блюде.
— Мими предсказывает будущее по картам, — объяснила я.
— Так пусть предскажет нам будущее, — оживилась Каролина. — Мне надо выяснить, успеем ли мы с Иоахимом сделать… ну, вы понимаете… перед тем, как он через два дня уедет на войну. Гортензия могла бы узнать, выйдет ли когда-нибудь замуж, а вы, тетя Жозефина, кто знает… может быть, вы выясните, сможете ли…
— Карты у тебя с собой? — перебив Каролину, спросила я Мими.
— Сначала — имениннице, — с добродушной усмешкой сказала Мими, выуживая из кармана фартука потертую карточную колоду.
— О нет! — отшатнулась Гортензия, как перед лицом катастрофы.
Мы молча следили, как Мими выкладывает карты, по семь в ряд. В пятом ряду оказалась карта Смерти с изображением отвратительного скелета, — но это, подумала я, много чего может означать: превращение, изменение…
Над картой смерти оказалась карта Любовников.
— Вижу мужа и любовь, — прокомментировала я. — Но не обязательно и то и другое появится в твоей жизни одновременно.
Мими медленно кивнула и потянула себя за нижнюю губу.
— У тебя будет четыре младенца.
Гортензия просияла.
— От двух мужчин, — добавила Мими, хмурясь.
— Ага! — Каролина открыла свою табакерку и взяла понюшку.
— В двух браках? — спросила я. Как Мими это увидела?
Но она уже собрала карты и протянула мне колоду, чтобы я перетасовала.
— Ну, может, тебе теперь погадаю, Йейета?
— Почему я всегда последняя? — Каролина спрятала табакерку за корсаж.
— Терпение, мадам Каролина! Дойдет и до вас очередь, — сказала Мими, взяв колоду и начиная выкладывать карты. — Ох-ох, вот она снова.
— Ты шутишь! — Но нет, вот карта Императрицы с усталыми, печальными глазами.
— Моей маме часто говорили, что она будет королевой, — объяснила Гортензия Каролине. — Даже в детстве, когда она жила на Мартинике, ей предсказала это одна жрица вуду.
— Ох, давайте не будем об этом! — Воспоминания о том дне тревожат меня до сих пор.
Каролина пожала плечами.
— Она живет в королевском дворце и уже почти королева.
Послышался стук копыт: лошадь скакала галопом.
— Теперь он называется Дворцом правительства, — напомнила я Каролине и отошла к окну. — Это Бонапарт.
Я с облегчением увидела, как он въезжает в ворота на белой арабской лошади.
— Ко мне пристали грабители! — воскликнул он, соскальзывая на землю.
Боже мой, только не это!
— Рядом с каменоломней?
Шляпа съехала на сторону, мундир весь в пыли, но Бонапарт всегда не слишком опрятен.
— Вы ускакали от них? — спросила я, отряхивая его мундир. Лошадь у Бонапарта низкорослая, но быстрая.
Рассмеявшись, муж потянул меня за ухо.
— Да бандиты не смеют поднять на меня руку. Разве вы этого не знаете? Где все?
10 апреля, нежное весеннее утро в Мальмезоне: мычат коровы, блеют ягнята
Сегодня моей дочери исполняется семнадцать.
— Теперь ты женщина, — поздравила я ее утром, когда она еще нежилась в постели. Я отодвинула занавеси над кроватью, и Гортензия увидела гору подарков и целый гардероб платьев, сшитых по последней моде, — тех, что носят женщины.
Моя болтушка-дочь на мгновение онемела. А потом… Столько радости было в том, чтобы открывать один сверток за другим, восклицая при виде кружев и отделки, оборок и рюшей! Платьев было немало: три утренних, два дневных (но пригодных для приема гостей), два шелковых вечерних, платье для пеших прогулок, бальное и даже чудесное для верховой езды, а также, естественно, зонтик от солнца — и бесчисленные чепцы, перчатки и башмачки.
— Прямо приданое, мам, — сказала потрясенная Гортензия. — Можно подумать, я выхожу замуж.
— Скоро, несомненно, и выйдешь.
При этих словах она помрачнела.
В тот же день, двадцать минут седьмого пополудни
День для празднования именин выдался чудесный; мы ужинали за столами, вынесенными на лужайку. Только расправились с подслащенным сиропом шербетом, как по аллее галопом прискакал младший брат Бонапарта Луи с букетом гиацинтов, который держал в поднятой руке, на манер факела.
— Ты уже вернулся из Бреста? — удивился Бонапарт.
Луи спешился с покрытой пеной лошади и преподнес цветы Гортензии.
