— Как бы невзначай вы могли упомянуть ей, как Луи добр, чувствителен и умен… И что он ее любит!
— Я пытался, мадам, но не знаю, слышала ли она меня, — надул губы Фовель. — Все это время Гортензия плакала навзрыд… Вы только не волнуйтесь!
Вскинув руки, как бы сдаваясь врагу, секретарь Бонапарта продолжил:
— Она заверила меня, что никогда не сделает ничего такого, что вас огорчит.
Гортензия попросила восемь дней все обдумать. Сейчас я, полна раскаяния, вожу пером по бумаге. Как же все не просто! Не напрасно ли мы это затеяли?
15 сентября, Мальмезон
При виде печали на лице дочери я и сама вынуждена отворачиваться.
— Она решит все сама, — шепнул Бонапарт, нежно взяв мои руки в свои.
16 сентября
Мадам Кампан сейчас у Гортензии. Слышу их голоса, приглушенные рыдания дочери. Это невыносимо…
В тот же день, позже
Проводила мадам Кампан до кареты.
— Успокоится, — кивнула она. — Тут надобно терпение.
— Он ей не нравится? — Почему моя дочь так несчастна? Мы же не просим ее выйти замуж за отвратительного старика! А ведь в наши дни такое случается часто… — У нее не лежит сердце к Луи? Странно, у нас с Бонапартом создалось впечатление, что он ей по душе.
Мадам Кампан придвинулась поближе, понизив голос:
— По-моему, она считает, что ее избранник непременно должен вызывать у нее неземной восторг.
Я поморщилась.
— Вот именно! — с жаром закивала она. — Конечно, Луи ей нравится. Просто он не ее идеал. Что ж… Гортензия всегда была очень впечатлительна и романтична. Успокоится, вот увидите.
17 сентября
Бонапарт предъявил Англии ультиматум: если мирный договор не будет заключен немедленно, переговоры прекратятся.
— А что касается вашей дочери…
Он требует от нее решения.
У Гортензии еще четыре дня на размышления.
21 сентября, после полудня, дворец Тюильри
В дверь заглянул Фовель:
— Мадам Жозефина?
Я оторвалась от вышивания.
— Да?
— Гортензия дала согласие. Сказала, что не станет на пути у вашего счастья!
Дрожа подбородком, я зашарила вокруг в поисках платка.
МОЯ ДОЧЬ НАКОНЕЦ-ТО ВЫХОДИТ ЗАМУЖ
22 сентября 1801 года, почти десять часов пополудни, дождливый день в Париже
Луи казался каким-то напуганным.
— Ты хотел говорить со мной, Наполеон?
— Да. Сядь, — сказал Бонапарт, швыряя смятый лист бумаги в огонь камина. — Гортензия дала согласие обдумать твое предложение, если бы таковое ей поступило.
Я внутренне сжалась. Иногда Бонапарт может быть таким прямолинейным!
— Рекомендую ее тебе. Она милая и добродетельная девушка.
Тут в комнату, с нотами в руках, вошла было Гортензия, — но, завидев Луи, развернулась и убежала.
— Только, быть может, несколько застенчива… — задумчиво протянул Бонапарт.
Без даты
Теперь осталось только, чтобы Луи сделал Гортензии предложение. На эту пару больно смотреть: вечно они разбегаются в противоположные друг от друга концы комнаты и молчат. Мы с Бонапартом ждем. Всё ждем и ждем… Сколько так может продолжаться?
3 октября 1801 года, Сен-Жан-де-Морьен
Дорогая мама, пишу наскоро: курьеру скоро выезжать. Сообщаю славную новость — Англия наконец согласилась подписать мирный договор!
Виктуар пишет, что назначен командующим флотом, который отправляется к Сан-Доминго.
[131] Для него это отличная возможность показать, чего он стоит; Паулина должна быть довольна.
От Гортензии некоторое время ничего не получал. Слишком занята приемом женихов?
Тысяча поцелуев! Я здоров.
Твой любящий сын Эжен
14 октября
— Вероятно, вам стоило бы вновь переговорить с Луи, — предложила я Бонапарту. — Воодушевить его, что ли… ну, сами понимаете. Или вы хотите, чтобы я об этом позаботилась?
Собственно, почему бы и нет? Как раз приближается наш большой бал, там будет идеальная обстановка для…
21 октября, шесть часов утра, Мальмезон
Еще только раннее утро, а уже так донимают мысли, что не могу оставаться в постели. Меня переполняют радость и сомнение, но сильнее всего — чувство облегчения.
Вчера мы с Бонапартом открывали бал менуэтом (он пропустил всего лишь два шага).
— Что вы собираетесь сказать Луи? — прошептал он.
— А о чем, по-вашему, мы с ним должны говорить? — игриво поинтересовалась я, протягивая ему правую руку.
— Поторопить его, — протянул Бонапарт левую.
Я пригласила робкого ухажера сесть рядом со мной и спросила:
— Луи, как вам кажется, подобает ли женщине пригласить мужчину на танец?
Уже был объявлен котильон, и на середину комнаты выбирались пары.
— Кажется, это может делать только мужчина, — сказал Луи.
— Жаль, — улыбнулась я, надеясь, что он поймет мой намек. К сожалению, не понял. — Что вы подумаете, если я отвечу согласием на вашу просьбу о чести танцевать со мной?
Он смотрел на меня со всей серьезностью, и на переносице у него возникла небольшая складочка. Хорошие глаза. Мадам Кампан права, у них родились бы красивые дети.
— Хотите танцевать, тетя Жозефина?
— С удовольствием!
Луи вывел меня на середину зала. Гортензия сидела с Каролиной, подле музыкантов. Я погрозила им пальцем.
— Обычно ваша дочь одной из первых выходит танцевать.
— И очень это любит…
— И при том хорошо танцует, — добавил он, когда заиграла музыка.
— Как и вы, Луи.
Если честно, его движениям не хватает уверенности. Вероятно, со временем Гортензия могла бы…
— Я лишь стараюсь не выставить себя дураком, — признался Луи.
— Вы недооцениваете свои способности, — совершенно искренне ответила я. Луи действительно обладает исключительными качествами. Отвернув голову (пожилые дамы, сидящие вдоль стен, неплохо умеют читать по губам), я поставила его перед выбором:
