Итак, дорогой дневник, пора задуть свечу. Слышу звон церковных колоколов. Наконец-то в Париже!
13 ноября
Теперь отцу покойнее: он в постели, и ему не приходится двигаться, — но он очень недоволен тем, чем кормит его тетушка Дезире.
Утром ему полагается съедать пасту из ревеня и черной смородины. Вечером ему приносят болотную мяту с сахаром. Все бы ничего, но припарка, которой Мими смазывает ему грудь, просто отвратительна: хлеб, растертый с молоком, яйцами и изюмом.
14 ноября
Доктор потратил на осмотр отца меньше минуты, но тем не менее уверен в успехе лечения. Прописал полграна винного камня и потом, когда начнется тошнота, — слабительное. Отец доволен: в качестве лекарства ему предстоит принимать кларет.
[22]
20 ноября
Я заболела «тоской по родине», как определила тетушка Дезире. Мне снилось, что я дома.
— Нет такой болезни, что устоит перед долгим походом по магазинам, — объявила тетушка.
И вот, едва мы выпили утренний шоколад, она приказала подать карету. Нас сопровождал Убён, лакей: он бежал перед каретой в своей желтой юбочке с каймой у подола и без брюк.
[23] Мими сказала мне, что в серебряном шаре на верхушке его посоха — вино, а под юбкой ничего нет! Теперь всякий раз, как вижу Убёна, ни о чем другом не могу думать.
Париж — город грязный и очень многолюдный; куда ни пойди, повсюду царит веселье. Нищих тоже видимо-невидимо. Некоторые весьма опасны. Другие, чтобы привлечь внимание, проделывают всякие фокусы. Банда уличных мальчишек окружила нашу карету возле бильярдной, но Убён погнался за ними. Один из них ударил его по ноге своей флейтой, и Убён долго потом бранился.
Я была потрясена красотой выставленных в витринах товаров: всевозможных украшений, кружев, лент и шелков. Хочу все, что ни увижу, — пока не узнаю цену. Продавец галантерейного отдела напомнил мне Уильяма, что навеяло печальные мысли. Я втайне начала было рисовать его портрет, но уже не помню лица.
Суббота, 27 ноября
Уже поздно. Мы только что вернулись домой от брата маркиза, графа Шарля, который давал прием в нашу честь. Я была в новом платье, мне его сшили по распоряжению тетушки Дезире из шелка цвета слоновой кости с глубоким, очень глубоким декольте и узкой талией. Настолько узкой, насколько это возможно, хотя я пыталась сбросить вес. На рукавах нашиты очень красивые золотые лягушки. Широкая юбка украшена небольшими букетиками цветов, под ней видна другая юбка из газа, а под той — стеганая нижняя юбка.
Убёну потребовалось более двух часов, чтобы сделать мне прическу под названием «еж»: три волны надо лбом. Сначала волосы намазали сальцем и расчесали над проволочной сеткой, которую удерживали на месте булавки. Затем меня отправили в специальную комнату пудриться (я там едва не задохнулась). Наконец Убён закрепил волосы над сеткой и украсил прическу лентами, перьями и шелковыми цветами. На ветру, боюсь, они могут слететь! Теперь поверх этого убранства мне все время предстоит носить чепец, чтобы сохранить эту красоту до венчания.
Перед тем как ехать со двора, я зашла к отцу показать свой наряд.
— Это уж слишком… — Отец устало вздохнул и откинулся на подушки. — Прекрасно выглядишь, — улыбнулся он, — но твоя мама бы не одобрила.
— Это же Париж, папа, — сказала я, готовя его вечерний эликсир. — Тут тебе не Труа-Иле.
— Да уж, — сказал он, беря стакан. — Не забудь, здесь не надо снимать перчатки.
— Да, а еще сидеть нужно прямо, жевать с закрытым ртом и…
— Желаю приятно провести время, — сказал он.
Едва мы вошли, все столпились вокруг нас. Гостей было много: дядюшки, тетушки, несколько кузин и друзей семьи. Меня представили старшему брату мсье де Богарне, Франсуа. Он далеко не так красив, как мсье де Богарне, не так умен, но производит впечатление человека благородного и весьма любезен. В черном атласном жилете с отделкой синим стеклярусом он выглядел безукоризненно.
Франсуа женат на Мари, своей кузине; та ждет ребенка и вид имеет самый болезненный. Ее волосы были убраны под чепец, украшенный перьями сокола. Мари молчала на протяжении всего ужина, а вскоре после они с мужем ушли — приближается время, когда она вовсе перестанет выезжать в свет из-за беременности. Тетушка Дезире сказала мне, что первый ребенок Мари недавно умер и та до сих пор не оправилась от своей потери.
Собралось несколько известных людей. Мсье де Шёвалри
[24] с дочерью были очаровательны. Мсье провел юность на военной службе в Сан-Доминго, поэтому мы поговорили об Антильских островах. Мадемуазель де ла Шёвалри пригласила меня на следующее собрание ее масонской ложи.
— У нас бывают праздники, и мы занимаемся добрыми делами. — Ее пушистые волосы обрамляли лицо, как шапочка из ваты.
Ужин был обильным и изысканным, его подавали на стол, сервированный восемнадцатью приборами. Мы ели жареного палтуса, вареную говядину из кострецовой части, кролика, тушенного под луковым соусом, бараньи ножки под сладким соусом, пудинг из взбитого теста с мясной подливой, макароны и пирожки с фруктами — все это сразу, с обилием вина и бренди. В конце ужина подали фундук, яблочный пудинг и творожные кексы. Так много всего! Только благодаря прочности корсета платье не разошлось по швам. Пока мы ели, нам играли на скрипке.
После десерта в комнате для игр мсье де Богарне с братом играли в бильярд, «обсуждая» политические новости (скорее, то был спор).
— Ох, политика, вечно эта политика, — шепнула мне мадемуазель де Шёвалри. — У себя в ложе мы говорим только о высоком.
Мне хотелось посоветовать мсье де Богарне бить не по тому шару, что он задумал, а по другому, но я придержала язык. Мсье де Богарне ударил и промахнулся, предоставив своему брату возможность положить в лузу четыре шара подряд.
В передней гостиной заиграли на клавесине.
— Ваш жених, быть может, не силен в бильярде, — шепнула мне мадемуазель де Шёвалри, когда мы выходили из игровой комнаты, — но он так очарователен. Он тут любимец всех дам.
В передней гостиной тетушка Дезире играла на клавесине, аккомпанируя женщине, которая пела. Меня представили нескольким вновь прибывшим гостям. Вскоре к нам присоединились мсье де Богарне с братом, и собравшиеся развеселились. По настоянию мсье де Богарне стали танцевать — сначала полонез, в котором надо главным образом ходить, потом контрданс, требующий большего умения.
